– Дурацкое предприятие, – хмыкнул физендриец. – Оставьте мальчишку в покое.
Она усмехнулась – обычная мужская самоуверенность.
– Беландра сказала, что ты пробрался в Гнилые клети. Получается, ты тоже дурак? Или лжец?
– Ты – не я.
– А ты испытай.
Она положила руки на разделявший их стол. Бретелька соскользнула с плеча. Шара взглянула на брата Осени, направляя к нему невидимые щупальца, обвивая его ими, притягивая к себе.
Он поиграл бровями.
– Можешь даже скинуть платье, если так хочется. Только имей в виду, твои коготки мне не страшны.
Шара погасила улыбку.
– Так вот чего стоит твое слово, – презрительно бросила она, поправляя бретельку.
Он пожал плечами.
– Если пришла за делом, слушай.
– А ты думаешь, я пришла за чем-то еще?
– Так вот. Если Брофи не в том состоянии, чтобы драться за свою жизнь, одной тебе его не вытащить. Мы с братом едва выбрались оттуда вдвоем. Виктерис провел в клетях шесть месяцев, так что можешь представить себе, какой он был сильный.
– Силу твоего брата я хорошо представляю.
Он обжег ее взглядом.
– Значит, шесть месяцев большой срок? – с невинной улыбкой спросила Шара, радуясь, что смогла задеть врага за живое.
– Дольше за десять поколений не выдерживал никто.
– И многим удалось сбежать?
– Только нам двоим.
– Как?
– Что ты знаешь о Гнилых клетях? – поинтересовался Креллис.
– Слышала кое-что. Как и все.
– Пустая болтовня. Слушай меня внимательно. Первый король Физендрии знал: к любому замку можно подобрать ключик, любого стражника можно подкупить. Тюремщиком он сделал камень, а палачом – океан.
– И пленники заперты в камерах, которые заполняются водой, – нетерпеливо перебила его Шара. – Это всем известно, от Гильдхельда до Опалового дворца.
– Нет. – Креллис покачал головой. – Не заперты. Погребены. Клети выдолблены глубоко под вулканическими скалами Физена и соединяются с лавовыми трубами, по которым во время прилива поступает вода. Никаких замков нет. Пленника бросают в камеру и накрывают железной решеткой. Без петель. Без ворота. Никаких механизмов. Решетка вставляется в желоба, вырезанные в скале, и открыть ее можно только одним способом – поднять. А для этого надо человек десять, не меньше.
– Сколько стражников в камерах?
– Двое. – Креллис откинулся на спинку стула, жалобно скрипнувшего под его весом.
Шара смотрела на него холодно, бесстрастно.
– Какие они внутри, эти клети?
– Камера пыток, по-другому и не скажешь. В Физендрии публично никого не казнят. Одно упоминание о клетях нагоняет больше страху, чем вид десяти палачей. Клети – это смертный приговор. Сырые, холодные, темные. И никого рядом. Последние недели ваш Брофи спал на голом камне. Кормят два раза в день, но нужника отдельного нет, так что все твое дерьмо остается с тобой. Вместо колыбельной – рев океана.
Шара снова попыталась проникнуть в его мозг и снова потерпела неудачу.
Креллис шевельнул усами.
– И это самое лучшее время. Когда отлив. С приливом начинается настоящий кошмар. Вода сочится из всех щелей. Сначала она только лижет тебе ноги. Это может быть даже приятно после дневной жары. Вода смывает и уносит дерьмо. Но потом приходят волны. Они то накатывают, то отступают. Бьют тебя о стены, сводят с ума. И в конце вся камера заполняется водой. Хочешь жить, забирайся вверх, к самой решетке. Воздух остается только там.
– Но ведь выжить все-таки можно?
– Воздуха хватает. Король Фи создавал тюрьму с таким расчетом, чтобы не убивать узника, а ломать его постепенно. В какой-то момент, рано или поздно, отчаяние сокрушает волю. Но до тех пор пленник может держаться. Как я уже сказал, еды и воздуха достаточно.
Шара скрипнула зубами – вот бы Креллиса в такую клеть.
– Да, выдающийся был король, наш Фи Первый.
– Злодей.
– Верно. А как назвать женщину, что делает своим рабом возжелавшего ее мужчину?
Шара улыбнулась и подалась вперед, чтобы он получше рассмотрел то, что уже притягивало его взгляд.
– Что еще?
Креллис размял пальцы.
– Единственный вход в клети находится в главных армейских бараках Физена.
– Так почему бы не пройти там?
– Почему бы не поднять Водную стену и не проскочить под ней? – ухмыльнулся Креллис. – Такое не под силу даже Зелани. Вход в тюрьму называют Зубом Великана. Это такая штука из девяти стволов деревьев, по три с лишним фута в ширину каждый и высотой в сотню футов. Связаны они железными обручами. Весят несколько тонн. Сдвинуть их с места не в состоянии и полсотни человек. А вот океан их поднимает. Но только в самый пик прилива. Когда уровень понижается, волны то подбрасывают эту махину, то опускают. Проход открывается лишь на короткий промежуток. Кто расторопный, успеет подкатиться. А чуть замешкался – раздавит. Бывает, и стражники под Зуб попадают.
– Какое горе.
– Неужели? – Креллис снова подался назад. – Так вот, Зуб, как там говорят, начинает шататься через каждые двенадцать часов. Продолжается это ровно две минуты. Вход расположен во дворе, где в это время всегда проводится смотр. Несколько сотен солдат. Два стражника выкатываются, два вкатываются. Всегда только двое. Больше бывает, когда приводят нового узника или вытаскивают тело. – Он помолчал. – Ну что, охота еще не прошла? Можешь заколдовать сразу столько народу?
Шара не ответила.
– Так что вариантов только два: либо пробуравить камень и деревянную дверь толщиной в три фута, либо наложить чары на пару сотен солдат.
– Но есть и третий, верно?
– Есть. Тот, что выбрал я.
– Расскажи.
– Слушай. Слушай внимательно и не пропускай ничего, ни единой мелочи, потому что даже мелочь будет стоить тебе жизни…
Отогнав воспоминания, Шара прошлась взглядом по темному подножию скал, отыскивая опознавательный знак. Уверенность подрывало сомнение в искренности Креллиса. Можно ли верить человеку, обрекшему Брофи на смерть и не заинтересованному в его возвращении? Что ему стоило обмануть ее, Шару, одним маневром избавиться сразу от двух врагов и отомстить за смерть Виктериса? Всего-то и нужно дать одну неверную подсказку.
В конце разговора она спросила Креллиса, почему он согласился помочь ей вызволить Брофи.
Брат Осени пожал плечами.
– Потому что меня попросила об этом Беландра.
