Странно, но люди, предпочитавшие контрастную черно-белую раскраску, на переговорах вели себя так, словно жили в мире, состоящем исключительно из оттенков серого. Добиться от них однозначного, прямого ответа на любой из поставленных вопросов было невозможно.
Ждать больше Креллис не мог и, поднявшись, подошел к посланнику и его глухонемой супруге. Беландра, наблюдавшая за ним краем глаза, поспешила закончить рассказ о зимнем празднике Света.
– Отец Льюлем, – обратился Креллис к посланнику, – я обратил внимание на костяную рукоять корабельного румпеля. Восхитительная вещь. Скажите, это ведь китовая кость?
Старичок радостно, как ребенок, захлопал в ладоши.
– У вас глаз на красоту. Но это не китовая кость, а зуб полосатого моржа, убитого моими людьми в Пустоши.
– Может быть, вы покажете его мне? И я бы с удовольствием послушал ваш рассказ о жизни кочевников. – Креллис едва заметно поднял бровь в надежде, что чужеземец уловит скрытое значение сделанного предложения.
Лицо посланника озарилось улыбкой.
– Ничто не доставит мне большего удовольствия.
Мужчины поднялись на палубу. По трапу шли бок о бок, что причиняло некоторое неудобство. Вопросам иерархии в Огоггиме придавалось огромное значение. Креллис не мог идти впереди посланника, чтобы не оскорбить последнего, и не мог идти позади него, поскольку признавал бы таким образом свое подчиненное положение.
На палубе Креллис воздал должное рукояти румпеля, выяснив, помимо прочего, что спиральный узор на ней имеет естественное происхождение, а не является результатом усилий мастера-резчика.
– Огромный, наверно, был зверь, если у него такой зуб.
Посланник захлопал в ладоши.
– Моему экипажу, а это пятьдесят человек, его хватило на неделю.
–Я много слышал о тамошних чудесах.
– Да, да, земля великой красоты и неописуемых ужасов.
Креллис провел ладонью по гладкой рукояти.
– Насколько я понимаю, император проявляет большой интерес к сокровищам Пустоши.
Льюлем кивнул.
– Его вечную мудрость всегда привлекало все, что имеет отношение к великой власти и красоте.
– Если не ошибаюсь, есть один предмет, приобрести который он особенно стремится. Возможно, я мог бы оказать посильную помощь.
– Возможно.
– Как нам обоим прекрасно известно, четыре прежних брата много лет назад отправились в Пустошь, чтобы узнать подробности произошедшей на севере трагедии.
– Известия об этой трагедии пересекли Великий океан.
– Они так и не вернулись, оставшись в Пустоши, дабы сокрыть источник случившегося.
– Слух об этом достиг ушей его вечной мудрости. Вы говорите о наследии Эффтена?
– Да.
– Воплощение Бога на земле посвятил себя собиранию всего, что сохранилось после падения города Магов.
– У меня есть сведения, которые весьма помогли бы императору в осуществлении его честолюбивых желаний.
Отец Льюлем покачал головой.
– Это не честолюбивые желания, но священный долг. Потерянные секреты должно хранить подальше от тех, кто может употребить их во зло. Только его великолепие обладает необходимой мудростью, позволяющей ему обращаться с великими силами Эффтена.
– Прошу извинить. – Креллис почтительно склонил голову. – Я и забыл, что император не простой смертный с обычными желаниями.
– Вы прощены. Варварам трудно понять императора.
Креллис стиснул зубы, но проглотил оскорбление и продолжал как ни в чем не бывало. Возможная выгода вынуждала быть терпеливым и снисходительным.
– Бывший брат Осени часто писал своей сестре… пока не умер. Я перехватывал эти письма.
Отец Льюлем поджал губы.
– В письмах сказано, где спрятано наследие?
– Да.
Посланник сложил напудренные ладони,
– Эти письма меньше того, на что я надеялся, но больше того, что я ожидал. Возможно, они склонят его вечную мудрость предложить свою дружбу.
– Рад слышать. Я представлю вам письма, когда флот императора войдет в бухту Огндариена.
Впервые за все время посланник посмотрел Креллису в глаза.
– Пусть будет так.
Креллис повернулся и, пряча улыбку, спустился вниз. Посланник покорно последовал за ним. Что ж, пора показать гостю, с кем он имеет дело.
Неплохая сделка – обменять стопку бумажек на самый могущественный флот на всем Великом океане. История о малютке и музыкальной шкатулке вполне могла сделать его владыкой сразу двух стран.
Даже варвар понимал, что его вечная мудрость оказался полнейшим глупцом.
ГЛАВА 5
– Да, я готова переспать с ним, – бросила Шара в лицо Брофи и прикусила губу, надеясь на положительную реакцию и не зная, какой она будет.
Брофи остановился как вкопанный, и следующим за ними пришлось обходить его. Не дождавшись ответа, Шара проглотила естественное разочарование, быстро повернулась и двинулась дальше.
Заседание Совета никак не начиналось, и собравшиеся уже нервничали – последний час они только и делали, что разгуливали бесцельно по Ночному рынку. Шара заметила Брофи в толпе, а разговор завязался уже сам собой.
Подружились они еще в детстве. Шара обожала Брофи, но ей не нравилось, что он как тень следует за Трентом. И вот результат – разбитая физиономия. Один дурак затеял игру, другой не смог отказаться.
Одинокий зов трубы, прозвучавший с крыши Зала Окон, известил об открытии Колеса, и сотни людей, горожан и чужестранцев, присоединились к процессии, потянувшейся от Ночного рынка к садам Совета. На вершину круглого плато, известного как Колесо Перемен Года, вела одна-единственная лестница с широкими, в десять футов, вытесанными из камня ступенями. Лестница шла вверх не прямо, а по спирали, совершая один полный оборот, и красота дизайна заключалась именно в ее неэффективности. Долгий подъем давал людям возможность обдумать все еще раз, может быть, поменять мнение и, оставив внизу обыденную жизнь, настроиться на другую, более возвышенную.
Брофи догнал Шару у подножия лестницы. Подниматься следовало чинно и важно. Поглядывая искоса на юношу, Шара корила себя за несдержанность, за то, что позволила себе обидеться. Брофи ведь еще так молод. Реальную жизнь представляет плохо. И все равно обида не уходила. Мнение друга всегда ценно, а у нее, кроме Брофи, других настоящих друзей, в общем-то, и не было.
– Так ты собираешься пройти ритуал? – спросил он. – С магистром Виктерисом?
– Да.
Он кивнул.
