Еще полчаса он бродит по саду, сжимая кулаки. Даже луна смеется над ним. Вот ведь с-суки, да что они там…
Как вдруг оконная рама отворяется, едва не вываливается наружу. Кто-то окликает его тихонько. Звезды мигают и взрываются у Вовчика перед глазами, а сам он, сломя голову, уже скачет вверх по лестнице.
Дальнейшее я уже наблюдал в подробностях.
Довольно занятно видеть одни и те же события разными глазами, думаю я сейчас. Я мог бы написать роман — жаль, что никто не поверит в мой реализм. Линии героев закручиваются в петли и переплетаются, как будто весь мир ускоренно вертится вокруг Артема Пандорина: а ведь самолюбивый читатель ни за что не согласится с этим.
Но иногда мне кажется, будто я сам читаю эту книгу изнутри.
Я слышу голоса моих героев. Я чувствую запах их юношеского пота. Звезды загораются в моей голове и лопаются. И мои реакции (чего уж там) такие же бурные и определенные. Потому что Анжелка — просто прирожденная шлюха. И была такой уже в свои четырнадцать лет.
На другой день приехавший папа чует неладное. И начинает следствие.
Анжелка — классная тёлка. Поначалу она молчит упрямо, что придает еще большую ценность ее дальнейшим показаниям. Потому что неделю спустя она сливает Вовчика с потрохами (забавное слово, правда?)
А что же Сережка? Сережка остается ни при делах. Она его любит, видите ли.
Папаша-замкомбат лично устраивает допросы и очные ставки. Избитый до крови Вовчик не говорит ни слова. Он никогда не читал книжек о благородных героях и вообще никаких книжек не читал. Но почему-то ему кажется, что выдавать друга — западло.
Друг помалкивает тоже.
Ну а папаша, как легко догадаться, дружит с местными мусорами. И вот наш глупый козлик отправляется в зону без малейшего промедления. Изнасилование ему шить не стали. Просто нашли в его квартире двадцать дежурных грамм наркотических веществ.
Сережка еще год учится в одной школе с Анжелкой. Потом вместе с мамашей уезжает от греха подальше. Анжелкин отец начинает во что-то врубаться; но поделать ничего уже нельзя.
В лагере Вовчик участвует в художественной самодеятельности. Он стучит палочками по рваному пластику барабанов, выпущенных заводом им. Энгельса. Он слушает, как смазливый придурок с чехословацкой гитарой исполняет песни группы «Руки Вверх!». «Потому что есть Сережка у тебя», — поет этот чувачок, севший по неопытности за кражу бумажника у дяденьки-спонсора, и Вовка (я клянусь) прячет лицо за дребезжащей медной тарелкой.
Сейчас он тоже скрипит зубами. На его глазах — слезы. Его кулаки бессильно сжимаются.
Как вышел срок, его призвали служить на Новую Землю. Про полигон НЗ ходили легенды. На этом курорте, если по-хорошему, надо было ходить в свинцовых плавках, не снимая их даже ночью. У Вовчика и у других выпадали волосы и зубы. Компот с бромом довершил дело. Ночью в казарме Вовчик грыз зубами подушку. А что еще оставалось делать? Передергивать затвор всухую?
От тоски он писал письма Анжелке, та — не отвечала. Вероятнее всего, она позабыла обо всем, даже о милом Сережке. Принцессе отчаянно хотелось в Москву.
В Москву после дембеля рванул и Вовчик. Кто-то рассказал ему, что там нужны парни без иллюзий. Говоря проще — реальные пацаны.
Иллюзий у него и вправду не осталось. Он сильно изменился за эти годы, огрубел и сделался злопамятным. По пьяни или по дури он и вовсе был страшен. Однажды едва не пришиб глупую малолетку на съеме: она имела несчастье назваться Анжелой.
Были времена, когда он сидел без работы. Однажды попробовал устроиться охранником в дорогой обувной магазин. На собеседовании за директорским столом он увидел Анжелку. С бриллиантовыми кольцами на пальцах.
Поднялся и вышел вон. Потом беспробудно пил две недели.
Питался шаурмой на площади Трех вокзалов.
Хорошо еще, друг Серега однажды встретил его на Ярославском и пригласил работать на фирму к Георгию Константиновичу.
— Владимир, — окликаю я.
— В-в-в…
— Ты хочешь вернуться в прошлое, Владимир? Если бы ты вернулся, что бы ты сделал?
Он скрежещет зубами.
— Если бы ты ее встретил снова, что бы ты сделал?
— Убил бы, — выдавливает из себя Вовчик.
— Лжешь. Не убил бы. Ты любишь ее. Ты никого больше не любишь.
— С-сука, — шепчет Вовчик.
Ха-ха. Я знаю, что я сейчас сделаю. Потому что я — суперский доктор. И в моем черном ящике хранится обширная база данных по всем клиентам. Адреса, телефоны.
Я нажимаю «стоп». Глотаю виски из горлышка.
Его мобильник у меня в руках. Я набираю номер. Включаю громкую связь. Вместо гудков играет музыка: «Such a perfect day».
На часах — полпятого утра. Не волнует.
— М-м-м. Кто там еще? — недовольно бормочет взрослая сонная Анжелка. Бизнес-леди и директор сети магазинов.
— Давай, говори, — командую я вполголоса. — Говори. Это твой день.
Вовчик смотрит на меня ошалело.
— Анжелика, — произносит он.
— Ну, я. Кто это?
Я трогаю пальцем джойстик. Моторчики гудят.
— Это… Владимир.
Молчание вместо ответа.
«Скажи ей», — приказываю я одними губами.
— Это Владимир. Из Новоголицыно. Ты помнишь.
В трубке слышны таинственные шорохи.
— Я вас не понимаю, — говорит Анжелка. Однако не отключается. Нет, не отключается.
Вовчик умолкает. Желваки играют на его скулах. Пот выступает на лбу. Ну что же, думаю я. Тогда — вот.
Вовчик корчится в кресле.
— Господи, — вырывается у него. — Анжелка. Скажи еще что-нибудь. У тебя голос…
— Что не так с моим голосом? — спрашивает она.
— Он такой же, как раньше.
— Так это ты был? Два года назад? Ты приходил на собеседование? — она говорит все тише и тише. — Как ты нашел мой телефон?
Вовчик переводит взгляд на меня. Принимает решение.
— Неважно, — говорит он. — Я искал тебя. Правда.
— Слушай… тогда и правда ужасно получилось. Я не хотела, чтобы так было.
Вовчик тяжело дышит.
— Меня заставили, — продолжает она. — Ты сам был виноват. Мне было четырнадцать. Кто бы меня послушал.
Ее аргументы непоследовательны. Но Вовчик просто слушает ее голос.
— Так зачем ты меня искал? — Похоже, она окончательно проснулась, эта перепуганная лживая шлюха. — Чего ты от меня хочешь? Если ты всё об этом, так ты не вздумай мне угрожать. Я позвоню мужу, и он…
— Перестань, — просит Вовчик. — У тебя такой красивый голос.
