— Счастливые часы! — приговаривал он. — Вот кстати!
Гости немного столпились рядом, потому что это же принято на важных именинах — любопытствовать, кто что подарил и на какую приблизительно сумму.
Именинник снял с коробочки синий футляр, потом еще один — белый, потом в недоумении извлек изнутри нитку жемчуга, довольно длинную. Покрутил в руках.
— Достаточно проблематично будет ориентироваться с помощью этого прибора во времени, — отметил справедливо.
Все засмеялись.
И я тоже засмеялась — рассказу.
ж., 45 л.
Невероятно долго и напряженно добираюсь домой, два часа вместо обычных сорока минут, неужели уже начались новогодние «стояния», как это утомительно все! Как некстати!
Пока скучала в пробке, позвонил Алеша и сказал, что точно приедет на праздники, сможет пробыть не меньше недели, потому что занятия возобновятся уже четвертого января.
Слушаю голос моего мальчика, быстро достаю из сумки пачку сигарет, закуриваю и выдыхаю дым, он синеватым плотным облачком окутывает трубку, отмахиваю ладонью, Алеша не одобряет моего курения. Мне сейчас все сложнее как-то умещать в голове, что высокий широкоплечий мужчина, доктор-интерн, хирург в немецкой клинике — мой маленький сынок с аккуратными ушами идеальной формы и длиннейшими ресницами.
Алеша сразу получился очень красивым, когда я его увидела впервые, то просто замерла от восторга. Ходили какие-то дурацкие истории о том, что все дети одинаковые, похожие на красные куски мяса, глупость какая. Алеша лежал спокойно, глаза его, пока еще густо-синие, были открыты, ресницы доставали до темных бровей, а густые волосы аккуратно лежали, будто зачесанные на правую сторону. Редкий мальчик, со странным выражением сказала медицинская сестра, редкий.
Все в нем было соразмерно, поражало точностью выполнения, богатством оттенков, изысканностью структур. Глаза через полгода потемнели, приобретя необыкновенный цвет жженой пробки, в сочетании с темными волосами и оливковой кожей это было настолько красиво, что люди останавливались на улице и восторженно замирали, рассматривали.
Я тогда работала в только что организовавшемся рекламном агентстве ФБР (Фридман — Береснева), это вообще было одно из первых таких предприятий в постсоветской стране, счастливо незнакомой с рекламой и маркетингом. Начала, разумеется, агентом, уже через год добрый Фридман сделал меня начальницей отдела по связям со СМИ. Я договаривалась с различными изданиями, радио, телевидением о хороших скидках для выгодного сотрудничества, заключала договора, контролировала полностью весь поток рекламных макетов. Своевременная оплата счетов, комиссионное вознаграждение — и это все, конечно, тоже. Работы было много, но мне она нравилась. Опыта не было никакого, и перенять тоже возможным не представлялось. Старалась как-то оптимизировать деятельность отдела, изобретала неизвестные тогда у нас наглядные материалы для более удачной организации трудового процесса. Например, лично притащила большой лист фанеры, к нему канцелярскими кнопками каждый день прикрепляла активный график пользования служебными автомобилями — агенты же разъезжают по городу, такая профессия. Поставила на хорошую, деловую основу исторически плохие взаимоотношения агентов и специалистов компьютерного центра, ввела специальные бланки-заказы на производство того или иного макета… Приятно вспомнить, голова постоянно была занята мыслями о еще более идеальном переустройстве — нет, не мира, но отдельно взятого производства. Сны Веры Павловны, вечные русские идеи.
Алешу я отводила утром в детский сад, а забирала его бабушка, моя мама. Алешин папа блистал своим отсутствием на тот момент уже более трех лет, и тут неожиданно исчез и мой собственный отец. В точно такую же, кстати говоря, предновогоднюю пору. В магазинах по какой-то очередной причине были только длинные очереди к пустым полкам, я получила «на бартер» две курицы с головами и ногами, упаковку молотого кофе и бутылку шампанского. И вот тут исчез отец. Правда, ненадолго. Обнаружился через пару недель на квартире своей одноклассницы тридцатилетней давности, маме коротко сказал: понимаешь, оказывается, я всю жизнь любил эту женщину, понимаешь? Мама поняла.
Через две недели ей поставили тот самый диагноз, который через полгода участковый врач размашисто вписал в справку о смерти. Страшная, длинная зима. Именно с тех пор не люблю зиму, притворяюсь долго, что все еще осень, все еще осень. А потом — уже скоро весна, скоро весна.
Так вот, не стало мамы, папа наслаждался вновь обретенной любимой женщиной, хотя гроб нес, как полагается, двигался первым в процессии. После всего я наняла женщину, чтобы забирала Алешу из сада и проводила с ним вечерние часы, так как возвращалась довольно поздно. Тут-то и образовался мой будущий супруг номер два, один из рекламодателей.
Удивительного обаяния был мужчина, просто сумасшедшей силы обаяния, пусть внешне особо и не отличался какой-то красотой. Каждая черта его лица была в чем-то неправильна, ущербна — слишком длинный нос, слишком широко расставленные глаза, верхняя губа много крупнее нижней и неправильной формы. К тому же он был абсолютно лыс, каждое утро подбривал круглую голову до нарядного сияния. Владел на паях с партнером большим продуктовым магазином, виртуозно управлял белоснежным «БМВ», как клиент был удобен, сговорчив, некапризен. Вовремя вносил необходимые правки в рекламные тексты, вовремя вносил предоплату и рассчитывался полностью. Имя необыкновенно подходило к нему, сразу ложилось на язык, и его хотелось повторять без всякого повода. Не знаю, может быть, только мне? Максим Максимович его звали, да.
Как-то его деловой визит совпал со временем обеда, было лето, я накрасила по привычке губы и пошагала вниз, на первом этаже офисного здания располагался буфет, где продавалась быстрорастворимая лапша, чай в пакетиках и бананы.
— Вы не представляете, какая гадость на самом деле эти бананы, — сказали убедительно у меня за спиной, — я случайно знаю, читал сопроводительные документы импортера. Семь степеней газации. Не ешьте их. Пожалуйста.
Я резко повернулась чуть не в прыжке, уронила сумку, она раскрылась, и сумочная глупость весело рассыпалась по серому полу из бетона, украшенному редкими зелеными полосками. Максим Максимович выставил вперед правую ладонь:
— Ну, если вы настолько голодны, что не удерживаете в руках предметов тяжелее килограмма, то накормить вас просто необходимо, и немедленно!
Сопротивляться ему было бесполезно, какая-то разновидность животного магнетизма, любой человек сразу попадал под его влияние. Наблюдала впоследствии не раз, как случайные попутчики, соседи по лифту, впереди стоящие у кассы — все мгновенно становились его полнейшими рабами, мечтали угодить, облегчить жизнь и любили, конечно, любили.
Мы поехали на его роскошном автомобиле, он оказался превосходным шофером, знал тайные пути и проезды, необыкновенно быстро для этого времени дня добрались до недавно открытого и модного ресторана «Царская охота», что в Жуковке. Я робко говорила: скорее всего не окажется места, здесь нужно бронировать заранее, и что я сама лично записывала своего генерального директора чуть не за две недели вперед… Максим Максимович немного поднимал вверх правую бровь, улыбался. Разумеется, для него был постоянно зарезервирован лучший столик в углу, он заказал блюдо со смешным названием «плоский цыпленок по рецепту старого грузина»… От волнения я съела необычно много для себя и выпила почти бутылку вина.
