Ингвар запнулся и умолк, а я не знал, что сказать. И еще мне показалось, что в темноте он пристально меня разглядывает.
«Скажи, Ники, твой отец любит тебя?» – спросил он вдруг.
«Мы с ним даже разговариваем редко, – признался я. – А кого он любит – я даже и не знаю, если честно».
Ингвар грустно улыбнулся.
«Ты знаешь… там, в реале, у меня тоже был сын, – сказал он. – Он даже постарше тебя. Я не видел его лет четырнадцать».
«И вы так спокойно об этом говорите? – не поверил я. – Вы остались в этой своей сказке и бросили своего сына?»
Ответил он не сразу. Он зачем-то включил фонарик: кусты вереска под нашими ногами на миг блеснули искусственным изумрудным цветом, как на картине безумного французского художника, который… я не успел додумать эту случайную мысль, потому что Ингвар все-таки заговорил:
«Нет, Ники. Я создал этот мир не для того, чтобы возвращаться. Если я вернусь, исчезнет не только все вокруг. Исчезну и я сам. Меня больше нет в реале. Там я выключен… вот как этот фонарь. Был – и нету».
Он погасил лампочку. Мир вокруг нас действительно пропал. Когда фонарик загорелся снова, Ингвар был серьезен:
«Вот что, Ники. Тебе лучше будет вернуться. Ты еще не готов жить в Ижоре. Ты слишком привязан к своему миру. К своим играм. Ты ведь даже сюда вошел просто потому, что тебе хотелось встретить здесь Диану, разве нет?»
«Я ни к чему не привязан, – возразил я. – У меня там никого нет. Даже друзей нет. Только Ленка».
«Сестра? Она ведь постарше тебя? – Он почему-то усмехнулся. – Может быть, ей здесь будет интереснее… тут у меня много интересного для девочек. Да, и вот что…»
Он полез в карман и вытащил оттуда какую-то коробку.
«Вот это – тебе. Чтобы тебе не так страшно было возвращаться».
«А что это? – спросил я. – Синхрон?»
«Не совсем. Я знаю, о чем ты говоришь, но это лучше, гораздо лучше. Синхрон китайцы создали для русских. А эту вещь они делают для себя – улавливаешь разницу?»
«Я не хочу», – сказал было я, но как-то так получилось, что четыре или пять таблеток сами собой оказались у меня на ладони. И я машинально их проглотил.
Прошло всего несколько минут, и мир не то чтобы изменился, но как будто повернулся слегка вокруг своей оси – еще немного, казалось мне, и я окажусь как будто на краю карусели, такой большой центрифуги, с которой меня непременно выбросит прочь, неизвестно куда.
Ингвар заметил это и усмехнулся.
«Пора домой», – сказал он.
«Нет, подождите. Я не хочу…» – начал было я, но тут он легонько подтолкнул меня в спину. Я успел заметить, как между головами деревянных истуканов словно бы проскочили искры, а затем прямо перед моим носом взорвалась шаровая молния; тут снова наступила кромешная тьма, и перед глазами у меня поплыли цветные круги… Больше я ничего не помню. Кажется, потом я несколько раз просыпался в больнице, там было темно, и отец со мной разговаривал… потом мы плыли на лодке. Но ведь не могло все это мне присниться?
* * *
– Вряд ли это тебе приснилось, – согласился Джек. – И у тебя прекрасная память.
Ник больше не пил кофе. Он молчал и облизывал губы.
– А по-моему, это какая-то фантазия, – недоверчиво сказала Ленка. – Ты и вправду думаешь, что этот Маттинен…
– Матиассен
[14]
,– сказал Ник. – Я точно запомнил.
Фил не проронил ни звука. Он смотрел в окно.
Там, за высокими тополями, солнце уже клонилось к закату. Приземистый темный «мерседес» беззвучно пробирался по узкому проезду, мимо припаркованного «остина», куда-то дальше, Фил не видел, куда.
– Отца звали Игорь, – проговорил он. – Игорь Матюшкин. Мне было три года, когда он пропал.
Ленка вздохнула. Ее брат запустил всю пятерню в свои длинные волосы и почему-то закрыл глаза.
– Значит, это он написал «Rewinder»? – произнес Джек странным голосом. – Твой отец? Ох, Филик… а ведь я мог и сам догадаться.
– Я его совсем не помню, – сказал Фил. – Он нас бросил.
Стало слышно, как где-то на улице каркает ворона.
Ник пошевелился, глянул на Фила виновато. Наморщил лоб.
– Но что такое этот «Rewinder»? – спросил он. – Джек, ты же знаешь. Объясни.
Евгений задумался.
– Я знаю только слухи. Гипотезы. По одной из них, существует реликтовое излучение Вселенной. И не просто какой-то постоянный остаточный фон, а сигнал в широком частотном диапазоне, который генерируется постоянно с самого Большого Взрыва. Причем сразу во всех направлениях. Лучи расходятся в разные стороны. Тот человек… Ингвар что-то говорил про темпоральные направляющие. Он правда так говорил?
– Не веришь? Думаешь, я сам такое придумал?
– Не волнуйся. Верю. Хотя и сам не слишком понимаю. Есть догадка: этот реликтовый сигнал несет довольно серьезную информацию. При надлежащем уровне техники его можно детектировать и расшифровать. Как цепочку ДНК.
– И что это за информация?
– Ну, скажем, хроника событий с начала времен до настоящего момента. Схема причинно-следственных связей для всей нашей реальности. Что-то вроде координатной сетки. Выбирай, что больше понравится.
– Ой, блин, – вздохнул Ник. – У меня по физике всегда тройка была.
А Евгений без тени улыбки продолжал:
– Так вот. Если предположить, что все это правда, тогда, отмотав равные отрезки по разным осям координат, мы сможем по этим точкам реконструировать многомерный образ прошлого. А потом из этой точки начать свое движение. Получится параллельное прошлое. Улавливаете?
– Вместе с людьми? – спросила Ленка.
– И даже вместе со всеми звездами и планетами.
– А если в этом прошлом мы встретим себя самих?
– Ну и станем самими собой, – пожал плечами Джек. – И снова доживем до нашего времени… а может, до какого-нибудь другого. Кто может поручиться, что это не происходит с нами постоянно?
Ленка, расширив глаза, ничего не отвечала.
– «Rewinder», – тихонько проговорил Ник. – Он перемотал назад время?
– Я ничего не утверждаю. Но, похоже, кое-что ему удалось. А ведь если эксперимент удался хотя бы один раз, его результат обязан стать законом… Реальность становится реальной в тот миг, когда хотя бы кто-то один примет ее за реальность.
– Финиш. Приехали, – сказал вдруг Фил.
Он смотрел в окно.
