– Не спеши. Говорят, у них будет до двух десятков, а может, и больше, боевых дракаров о тридцати веслах. Они обшиты поверху медным листом. В них умещается до черта вооруженных людей. Еще, как говорят, у них есть «холодный огонь». Что под этим понимать – неизвестно. Все толкуют по-разному. Но если верить всему, что говорят про этого Олафа… про чернокнижника… то вообще можно охренеть.
Я только теперь заметил, что он слегка пьян.
– Когда мы выходим? – прервал я его речь.
– Не торопись, ярл. Не торопись. Тем более что это будет твой поход. Ты ведь не хочешь, чтобы тебе мешали?
Я промычал что-то невнятное, а он только усмехнулся:
– Вижу, вижу. Ты хочешь настоящего дела. Но к настоящему делу нужно готовиться по-настоящему…
– Говоришь, у них двадцать кораблей?
– Около того. У нас нет двадцати катеров, да это и не нужно. Мы снарядим всего один корабль, зато быстрый и мощный. Это называется – большой патрульный катер на подводных крыльях. Мои люди в свое время выкупили его на какой-то натовской базе, и я перенес его сюда. Излучатели работали на предельной мощности. Могло вообще все взорваться… к чертовой матери… Чрезмерно большие материальные объекты. Их не так просто перетаскивать. Пространство защищается…
Я не слишком-то понимал, о чем он говорит. Мне хотелось поскорее увидеть боевой корабль на подводных крыльях. Я не вполне представлял, что это такое, но уже хотел его.
– Да, это будет феерическое зрелище, – продолжал отец. – Боевой молот Тора. Проклятие Одина. Меч Сигурда.
Эти имена мне ни о чем не говорили. Отец махнул рукой:
– Команду ты наберешь по своему выбору. Не ошибись. Но и не доверяй особенно никому.
– Я понял.
– Рулевым возьми того же Харви. Он знает дорогу. Может вести корабль в тамошних шхерах. Мотористом советую взять Тамме, эстонца. Знаешь его?
– Ага.
– Жаль, что Корби больше нет. Мне было бы спокойнее.
Я промолчал.
– И вот что… надо обязательно взять младшего.
– Ника, что ли? – Я рассмеялся. – Он даже плавать не умеет. Он в тот раз вообще в катер садиться отказался.
– А в этот раз не откажется.
– Почему?
– В тот раз с тобой был Корби. А теперь никого не будет.
Я скептически улыбнулся.
– Да он же первый обратно запросится, – сказал я. – Придется на берег списывать. Ты что, его не видел? Он там у себя, в школе, ногти в черный цвет красил.
– Ты совсем не знаешь людей, хотя пора бы уже и знать, – ответил мне отец. – Этот парень за тебя в лепешку расшибется. Одним словом, возьми его.
– Как скажешь.
– А пока – свободен, – разрешил отец. – Развлекайся. Через пару дней тут будет весело.
– А что будет через пару дней?
– Наш праздник. Иванов день. И особенно ночь. Ты Гоголя читал?
Я наморщил лоб.
– Неважно, – рассмеялся отец. – В эту ночь сбываются многие желания. Даже те, о которых ты боялся мечтать. Все-таки наша Ижора – сказочная страна, если ты еще не заметил.
Глава 6,
в которой наступает день летнего солнцестояния, наполненный желаниями и волшебством
Ночь на Ивана Купала выдалась безоблачной. Это была короткая, дурацкая ночь, из тех, что по ошибке называют «белыми»: графика и вправду поблекла и обесцветилась, а ночь все никак не начиналась. Лишь к полуночи солнце наконец уползло за границу мира, а на небосводе показались звезды.
На лугу у речки горели костры. По вечерней прохладе дым поднимался столбом вверх, и его было видно издали, если только было кому смотреть; но вокруг на многие версты не было людей. Только любопытные лисицы выбегали на опушку леса, нюхали воздух, ничего не понимали.
Лисицам было чему удивляться. Люди в эту ночь совсем посходили с ума. Ну, их можно было простить – это были и не люди еще, а подросшие щенята, шумные и беззаботные, да еще сбежавшие сдуру (как полагали лисы) подальше от своих родных нор.
Они визжали и прыгали через огонь. Поджигали ветки и пугали друг друга. Носились по кустам. Потом возвращались к кострам петь песни и развлекаться.
Наконец совсем стемнело, и все притихли: стало таинственно и отчего-то весело. Может быть, от лета, от плеска ручья и от мерцания звезд, а может, и от волшебных таблеток, которые раздал всем конунг Ингвар. «Вот снадобье Хорса Триединого, – объявил он. – Оно поможет вам познать божественную любовь».
Ну или еще что-то в этом роде он сказал – а что именно, никто не запомнил.
Таблетки были синенькими и розовыми, на каждой нанесен был замысловатый иероглиф, а может, надпись по-арабски – Фил не успел рассмотреть в темноте. От них на языке с минуту сохранялся кислый вкус, больше вроде бы ничего не происходило.
Но спустя час поменялось многое. Парочки разбрелись по лесу, никто их не останавливал; конунг Ингвар исчез куда-то, словно его и не было, и даже луна скрылась за облаками и светила оттуда удивительным мерцающим светом. В воздухе запахло волшебством.
Да, в эту ночь случались небывалые вещи. Вот какая-то девушка из местных сплела венок из каких-то одуванчиков и дубовых листьев и, покраснев как маков цвет, принесла его младшему ярлу Ники. Тот отчего-то побледнел и заморгал часто-часто. Но девчонка встала на цыпочки, надела венок ему на голову, а потом взяла за руку и повела прочь от костра, в прохладную темноту.
А кто-то уже возвращался оттуда. Усталый Филипп положил голову Динке на колени, и она в задумчивости перебирала тонкими пальцами его волосы. Темные глаза девушки блестели. Вот она нагнулась к его уху и проговорила тихонько:
– О чем ты думаешь?
Фил открыл глаза.
– Так, – сказал он.
– Ты ни о чем меня не хочешь спросить?
Он улыбнулся и поднял голову:
– Тебе понравилось?
– Мне вообще нравится здесь, – отозвалась Динка, помолчав. – Мне почти все здесь нравится. Хочешь еще?
Вопрос был двусмысленным именно настолько, чтобы Фил не смог понять. Он уселся рядом, поджав ноги.
– Дурачок, – сказала она. – У меня есть еще таблетки. Хочешь?
– Ага.
Он прикоснулся губами к ее ладошке, и еще два голубых шарика оказались у него во рту.
– Много не надо, – предупредила она. – Может сердце выпрыгнуть. А ты мне еще нужен живым, Филик. Мой конунг.
Обняв ее, он закрыл глаза. В его голове как будто перекатывались легкие пластиковые шарики, словно елочные игрушки – красные, белые, оранжевые. Они сталкивались, лопаясь с тихим приятным звоном.
Вдруг ему стало тревожно, что все это кончится – потому что это уже кончалось. Так всегда бывало с этими таблетками.
