— Ребенок и жениться.
— Ну да. Ты ей отвечаешь, что, Ксюша, большое тебе человеческое мерси за предложение, материально и как угодно я помогать буду, а жениться — не буду. За полгода тебе немного уже надоедает Ксюша… Она довольно капризная и предпочитает называться Мышонок. Рассказываешь о ситуации все пока еще действующей жене. Жена откровенно радуется, что в вашем окончательном разрыве виноват ты. Ты уходишь из дома, снимаешь убитую хрущевку. Сына-первоклассника получаешь раз в неделю. Очень скучаешь по его бесконечным вопросам, от которых, казалось, вот-вот свихнешься. Нет, свихнешься без. Мышонок увольняется с работы, чтобы без помех вынашивать дитя. Тебя навещает ее мать, специально прибыв из небольшого красивого города Рыбинска. «Просто какая-то маленькая Венеция», — гордо говорит она, а ты вяло отвечаешь, что всегда думал, что это Санкт-Петербург — маленькая Венеция. Санкт-Петербург — это маленький Париж, с укором возражает мать Мышонка, она тебе даже нравится немного…
— Так, значит, у тебя двое детей?
— На самом деле двадцать семь.
— Я так и думала.
— Рождается ребенок. Это девочка. Девочка получает твою фамилию и странное имя, выбранное Мышонком, модное в этом сезоне. Ты покупаешь много детских штучек, ездишь за младенческим питанием в смешных маленьких бутылочках, заткнутых ватой, а ты думал, что таких уже давно нет. Последний ученик теперь назначается на десять вечера, и ты берешься за подловатый труд написания чужой диссертации. Еще через полтора года Мышонок объявляет тебе, что встретила, наконец, Человека. Человек готов любить Мышонка и младенца. Но только не здесь. Человек проживает в самом настоящем Париже, не маленьком.
Ты противишься выезду дочери на постоянное место жительства. Настаиваешь на своих правах отца. Мышонок кривит губы и честно сообщает тебе, что ты — не отец. Ты думаешь, что Мышонок рехнулся.
Но Мышонок не рехнулся, он очень деловито отправляет биологический материал на экспертизу, и через примерно месяц получает ответ.
— Ответ?
— Ну да, да. Ответ на 99,9 % отрицает твою возможность быть отцом девочки, которая уже полтора года твоя дочь.
— Блин.
— Разрешение на выезд я подписал. Мышонок обещал не пропадать.
— Пропал?
— Нет, почему. Через зимуя полетал в Париж. Встречаться с моей чужой дочерью. Там ее называли Анастейша, с ударением на последнем слоге. Представляешь?
— Да.
— Хорошая девочка. Сейчас ей восемь, совсем большая. А тогда — забавно путала русские и французкие слова. Уже здорово болтала на обоих. Со мной — по-русски. Утверждала в ходе беседы, что ни одна собачка не лает «гав-гав». Предложил ей польский вариант: «хау-хау». Нет, предпочла французский.
— Это как?
— Вау-вау… Кстати, кошек по-французски следует подзывать: «миц-миц».
— А по-польски?
— Кичи-кичи…
— Бедное зверье. Приходится отзываться на всякую ерунду. А ты польский откуда? Родился там? Вырос?..
— Абсолютно нет, душа моя. Я родился здесь.
На Южной веранде
Кукла с Котом — не хуже остальных — ужинали. (Ха, читатель!) Хитрая Кукла сразу же выторговала себе право не готовить ничего, и поэтому они последовательно заказывали еду то из пиццерии (итальянская кухня), то из якитории (японская), то из китайского ресторанчика (ясно какая). Сегодня была очередь пиццерии, и Кукла специальным ножом с колесиком расчленяла здоровый блин с холмиками оливок, плоскогорьями ветчины, возвышенностями шампиньонов и кратерами помидорных дисков. Кот потирал руки — оголодал. Прямо из-под ножа, с опасностью для пальцев, он выхватил солидный кусок, свернул его в стилизованную трубочку и жадно затолкал в рот целиком.
Кукла расхохоталась, бумажной салфеткой вытерла ему щеку.
— Ну так и что ты скажешь? — пробубнил Кот, глотая тесто.
Кукла стерла улыбку и поспешила тоже набить свой рот едой — а ведь когда я ем, то глух и нем, научили ее в детском еще саду, когда волосы были не в пример короче, трава не в пример зеленее (и не в хлороформе дело), недели не в пример длиннее, и не было необходимости принимать сложные решения.
— Ничего не скажешь, — констатировал Кот, принимаясь за сворачивание в трубочку второго куска. — Милая, люди должны разговаривать, хоть иногда. Ты за сегодняшний день произнесла четыре слова, и два из них были «доброе утро»…
— А еще два? — глотнула Кукла.
— Грязные ругательства во время традиционного причесывания ваших волос, фрау Рапунцель, — улыбнулся Кот невесело.
— Ты читала новеллу Борхеса «Ульрике»? — неожиданно спросил он, наливая в свою кружку с ахалтекинцами крепкого чаю.
— Ннне помню, — обрадовалась Кукла перемене темы, — не помню, вот «Энциклопедию вымышленных существ» — помню, я ее несколько раз перечитывала, раз даже, наверное, семь, а Ульрику твою нет, а что? А что?
— Почему-то вспомнил, — пожал плечами Кот. — Очень спокойный, удивительный рассказ, его хочется перечитывать несколько раз подряд. Все действие длится один вечер и еще один день. Латиноамериканец Хавьер знакомится в Англии со скандинавской девушкой Ульрике. Понимает, что влюблен. Она спрашивает его: а что такое быть колумбийцем? Наверное, это вопрос веры — отвечает он. То же самое, что быть норвежкой — соглашается девушка.
— И что дальше, — спросила Кукла, она любила слушать Кота, — они остались вместе, колумбиец и Ульрике?
— Они оставались вместе один раз, — усмехнулся Кот, и процитировал немного нарочито — «Время текло, как песок. Век за веком длилась во тьме любовь, и образ Ульрики в первый и последний раз был моим».
— Как красиво, — выдохнула Кукла, она была впечатлительна.
— Чаще всего так и бывает, — Кот отпил чаю, посмотрел на подавшуюся вперед Куклу, — незначительный разговор, за которым следует что-то совершенно непохожее на адский секс или групповой суицид, запоминается на всю жизнь и меняет всю жизнь, вот ведь что. Но я даже не об этом, пупс.
— А о чем? — спросила Кукла через пару минут молчания.
Кот помолчал, неторопливо вращая перед собой тарелку, и спросил негромко:
— Что это такое — быть тобой? Вопрос какой веры? Объясни мне.
Замолчали оба.
Пицца подсыхала в картонной плоской коробке, сыр застывал бледными лодчонками, алые круги помидоров меняли цвет на более темный, из ночного Сада привычно летели на свет некрупные насекомые, фоном мурлыкало радио, кажется, MAXIMUM.
Кукла прикусила зубами кончик длиннейшей косы, стоит ли вспоминать удивительные новеллы Борхеса, подумала она, когда перед глазами стоит и стоит доктор, милейший человек, сама любезность, аккуратные седины, безукоризненной белизны халат, на кармашке вышита монограмма, ничего не бойтесь, вот он снимает очки в старомодной и роговой оправе, вот он протирает стекла специальной замшевой тряпочкой, вот он произносит негромко, очень, очень сожалею, но вам с одной из рук вон плохо работающей почкой навсегда следует отказаться от попыток забеременеть, мне очень жаль, поверьте, позже, если пожелаете, я смогу ознакомить вас с действующей программой усыновления детей-сирот.
