Марго прикрыла нежное лицо руками и отодвинула чашку с холодным чаем:
— Я ее с утра не видела. Может быть, закрылась у себя и скрывается в комнате. Приступ аутизма. У членов нашей семьи часто встречается…
Ирина вежливо улыбнулась. Подкатила к себе еще один мандарин.
— Нет-нет, — встрепенулась Юля, — не аутизм. Роза вроде бы на работу собиралась. Что-то там такое. Срочно-важное.
Лукаш Казимирович погладил ее ладонь пальцем.
Юля улыбнулась, подумала и решила выпить водки. Она ужасно устала за вчерашний день, вернулась после мероприятий по спасению Лильки под утро, спала часа два с отвратительными кошмарами, проснулась от телефонного звонка. Долго разговаривала с дочерью о кошке Наташе и с коллегами по работе о текущем ремонте больницы, с заведующим отделения о небольшом отпуске за свой счет.
Юраня почти с любовью осмотрел Юлю с наполненной стопкой и удовлетворенно выпил. Закусил мандарином с листами.
Юля же неожиданно для себя после водочного глотка буквально взбодрилась и сказала обществу:
— Такое, оказывается, увлекательное дело — проехаться по улицам не водителем, а пассажиром. Можно глазеть себе по сторонам. Сегодня глазела, например. Перетяги повесили, через дорогу, пять штук подряд, красно-черно-желтые, с надписью заглавными буквами: ГЕРМАНИЯ СОВСЕМ РЯДОМ. Я прямо испугалась. Немного…
Юраня сочувственно простонал и быстро выпил еще. Марго нервно закурила. Лукаш Казимирович налил Юле водки еще и прокомментировал:
— Германия совсем рядом… Угрожающе…
— Тут еще дело в том, — оживленно пояснила Юля, — что я осенью должна поехать в Германию, в город Висбаден, на стажировку в клинику… И тут — раз! — совсем рядом, говорят. Немного мистически, нет?
«Англичанка» Ирина произнесла с мандариновой долькой во рту:
— Одна моя хорошая знакомая любит гадать на рекламных блоках. Перед началом говорит себе: вот этот сюжет будет иметь важное значение для завтрашнего дня. И ждет.
— И что? — заинтересовалась Марго.
— Смотрит. Если реклама МТС — ждет звонка от абонентов МТС…
— Ага, если Билайн — от абонентов Билайн, — подхватил глумливо Юраня, — если Мегафон — от абонентов Мегафон…
Ирина усменулась и замолчала.
Забытый на перилах Розкин телефон кстати заиграл нечто бравурное, типа марша, но со скрежетом и не замолкал очень долго.
— Да отключите кто-нибудь мерзкий звук! — взбешенно прокричала Марго, ломая в пепельнице недокуренную сигарету.
Телефон замолчал сам.
Лукаш Казимирович очистил мандарин, положил перед раскрасневшейся Юлей и сказал, чудно подменяя «л» на «в»:
— Недавно читаю лекцию по системному анализу, звонит мобильный, оглушительно, обычно я выключаю звук, а это как-то забыл, выхватываю трубку из кармана, вместо кнопки «отбой» впопыхах нажимаю на «громкую связь», и вот по громкой связи мой возбужденный приятель громко требует у меня немедленно координаты дешевых стриптизерш.
— Дешевых стриптизерш!.. — захохотал Юраня, хлопая себя ладонями по коленям. — Ладно бы хоть дорогих!..
Юраня даже привстал, чтобы согнуться от смеха пополам и недолго постучаться лбом о край стола:
— Де-ше-вых стрип-ти-зе-р-ш!..
Последнее слово он умудрился разделить на пять полноценных слогов.
— А-а-а-а-а! — на веранду с криком вбежала Флора, и закричала еще: — А-а-а-а-а-а-а! Там мама! Мама лежит, под вишнями, и не встает! А-а-а-а-а-а-а!
* * *
— …влюбилась в него жутко, конечно. Сам понимаешь, я — восьмиклассница, идиотское коричневое платье, оторванные манжеты болтаются, дурацкая прическа с начесом — такая мода была. Челка, вытравленная гидроперитом. Должна была получиться светлая, а получилась — ярко-рыжая.
— Смешная.
— Точно, оборжаться. A он — ну просто звезда, уверяю тебя, в масштабе школы он и был вполне себе звездой. Сейчас это красиво называется диджей, а тогда — диск-жокей. Не сказать красивый, но — блистательный. Я так в него влюбилась, что перестала даже в школу ходить. А я ведь хорошей была всегда ученицей, даже иногда отличницей. А тут как представлю, что встречусь с ним, а он на меня традиционно — никакого внимания…
— Бедная моя.
— Девчонок вокруг него всегда было… Вечно кто-то прыгал около, танцевал ритуальные танцы, заглядывал в глаза, писал записки, подбрасывал письма, дарил билеты на модные концерты и кинофестивальные сеансы. Отверженные ревели в туалетах и в раздевалках, между шубами.
— Просто роковой мужчина.
— Да, да! И вот представляешь. Такой произошел неописуемый случай. Подходит на перемене ко мне Он сам, лично, и говорит, а я просто вся трясусь как припадочная. И говорит… Совершеннейшие пустяки, в общем-то, говорит…
— Ты сейчас-mo не трясись.
— Не буду. Это я так. Прости.
— Перестань, душа моя, какое еще прости…
— Так вот. Говорит: привет, а что, с этого года на «Осенний бал» и малявок пускают? Малявки — это мы как раз были, восьмой класс.
— Ага. Малявка ты моя.
— Да. Я просто офигела, ничего не отвечала, пялилась на него во все глаза, вот и все. Полагаю, он решил, что я умственно отсталая девочка-даун.
— Хи-хи!
— После этого знаменательного события я почему-то вообразила, что он у меня почти что в кармане. Ну вот не спрашивай, почему. Сначала недели две ждала. Потом написала ему письмо… O-о-о-о, не представляешь, какое. В стихах, господи. В стихах!
— Девочка, которая — поэт.
— Написала и отдала. Подстерегла его у питьевого фонтанчика.
— А он?
— Ну что он. На следующий день подошел и сказал: спасибо.
— И все.
— И все, да. Я тогда решила, что раз он не оценил мою любовь, то оценит нелюбовь, если она будет достаточно убедительной. Хотела не любить его сильнее всех. Чтобы он закачался от силы моей нелюбви. И упал, что ли. Ну вот как-то так.
— Замечательный настрой.
— Самой стыдно. Быстро прошло.
Дом. 1960 г
…Поминками распоряжалась Тамара Мироновна, «просто Тамара» — с небольшим кокетством представлялась она высокопоставленным траурным гостям. За ее черный подол — ночь шила специальное платье из благородного креп-сатина — цеплялся пятилетний Павлик, с ямочкой на треугольном подбородке и яркой родинкой на мочке уха, удивительно похожий на военного строителя, а на кого ж еще было походить бедному Павлику? Из Тамариных многочисленных детей двое мальчиков, стараниями покойного генерала, обучались в Суворовском училище, один уже его закончил и благополучно продолжал образование в чем-то таком очень летчицком, Тамара, разумеется, знала — в чем именно, но сейчас подзабыла, столько дел…
