— Но переправу-то отстояли? — быстро спросил корнуоллец.
— А как же. Отстояли. Только ненадолго.
— Расскажи мне о римлянах.
— Охотно. Это были хорошие воины. Конечно же всякие люди случались, в том числе и неумехи, дисциплина в римских войсках была на высоте. И взаимовыручка. Эти люди чувствовали за спиной великую державу, а потому с ними очень тяжело было бороться. Потом, когда Империя ослабла, римляне пустили в Альбионе корни, и за их спиной стояли семьи…
— Где?
— Альбион — так они называли Англию.
— Ясно… Семьи… Я слышал, многие знатные римляне селились чуть севернее этих краев.
— Поместий знати близ Вала Адриана вообще не было. На границе с пиктами жили разве что жены и дети военачальников, но это не то. Это всегда временно. Знать селилась на юге.
— Старик, а римлянок ты видел?
— А как же.
— Говорят, все они были красавицы.
— Они бывали разные, как женщины всех других стран. Но в большинстве своем очень необычные. — Старик мечтательно заулыбался, и лицо его, на котором ненадолго разгладилась добрая половина морщин, стало совсем молодым. — У меня была одна знатная римлянка. Весьма знатная.
У Серпианы вспыхнули глаза, и она уютно пристроила подбородок в ладонь поставленной на локоть
— Расскажи, — попросила она, когда стало ясно, что пауза затянулась.
Друид не заставил себя уговаривать.
— Она была супругой крупного римского военачальника. Происходила из рода Флавиев… Это очень знатный род. Когда римляне уходили… Сказать по чести, их отступление больше напоминало бегство и в суматохе она отстала от своих. Потерялась. Мне пришлось отбивать ее у саксов. Отбил с трудом.
— А за это тебя наказали? — спросил Дик.
— За это — нет. Я соврал, что на меня напали. Поверить было легко, ведь тогда саксы еще не чтили друидов. К счастью, в наших лесах они тогда плохо ориентировались. Я отбился и, прихватив римлянку, сумел уйти.
— Отряд-то был большой?
— Большой. Больше сорока человек, целый род.
— И ты отбился? — в голосе молодого воина звучало восхищение.
— И что было потом? — девушка решительно перебила разговор двух мужчин и вернула его к той теме, которая была интересна ей.
— А потом я забрал ее с собой, поскольку после пятидневного плутания по лесу Флавия категорически отказалась отправляться вслед за мужем. Сперва мы жили с ней в Уэльсе, потом я увез ее на Авалон. Магия, которая наполняла то место, позволила продлить ей жизнь, и умерла она совсем недавно. — Лицо Гвальхира вытянулось, посерело и снова пошло морщинами.
— Почему умерла? — спросил корнуоллец. — Старик взглянул на него очень строго:
— Юноша, я объясняю тебе это уже почти два месяца.
— А-а… Значит, в снятии печати у тебя есть и свой личный интерес…
— Ерунду говоришь. Был бы личный интерес, если б Флавия еще была жива. — Он свирепо покоился на Дика, уже готового извиниться. — Если б она еще была жива, я бы разговаривал с тобой по-другому.
Ричард не стал отвечать так, как считал нужным подобных случаях, — ссориться с Гвальхиром ему отчего-то не хотелось.
Иногда, взяв лук, молодой воин отправлялся на охоту в горы. К середине осени он уже научился с легкостью проходить грань меж двумя мирами… Вернее, как он уже вполне осознал, та область, где жили друиды, была чем-то вроде кармашка, сотворенного в ткани реальности самой обычной Англии, другим миром его назвать было нельзя. По тому же принципу, как объяснил Гвальхир, был сотворен Авалон. Иногда, четыре раза в год, в полнолуние, сотворенный остров приближался к реальности, из которой когда-то был выведен на иной уровень магического существования, и тогда моряки, проходящие мимо на своих судах, ощущали неясную тревогу или, наоборот, покой, а друиды любовались призрачными силуэтами кораблей, проходящими сквозь Авалон.
Любуясь красотой леса, который пламенел всеми оттенками осени, тогда как "снаружи" давно лег снег, Дик, который уже кое-что понимал в магической кухне, спросил, есть ли смысл затрачивать так много энергии, чтоб сохранять область, имеющую больше эстетическую, чем практическую функцию, особенно — он показал пальцем — вот этот каскад. Старый друид развел руками и ответил, что друидидская диаспора в Озерном крае, которая и называйся Кёрлин — озерный замок, создавалась мастерами, которым и он сам, и иерофант в подметки не годятся, создавалась давно и в комплексе. И теперь изменить что-то означает разрушить и скрытность которая являлась главнейшим условием существования Кёрлина.
— И что же случится, если энергии перестанет хватать? — спросил Дик.
— Это пространство просто-напросто закроется и все. Сам понимаешь, нам бы этого очень не хотелось.
— С Авалоном может случиться то же самое?
— Надеюсь, что хотя бы Авалон мы сможем поддерживать даже в случае, если ты не захочешь помогать или откажешься. Какая-то сила в мире все-таки должна сохраниться.
Дик пожал плечами.
— Что, Авалон столь же прекрасное место, как это?
— Авалон куда красивее. Он древнее, и на созидание того совершенства, которое он заключает в себе, многие и многие друиды потратили свои силы.
— Тогда, наверное, его нужно сохранить. По крайней мере, теперь мне этого очень хочется.
— Жаль, что я не могу показать тебе Авалон, да тебе захотелось бы еще больше.
Работая над заклинаниями, которые показались Дику подходящими для воина, он пересмотрел множество книг и схем в этих книгах, в том числе те, которые имели отношение к пространству, н ему стало понятней то, что произошло с ним, когда он прикоснулся к печати в центре большого круга камней, если уж, как объяснял Гвальхир, в нем дремала особенная сила и необычные способности. Кое-что, причем в более понятной форме, ему сумела объяснить белокурая Хейзел. Она многое знала о проситранственных парадоксах и интересно объясняла, каким именно образом подобные парадоксы удобно создавать в пещерах, где "росли" сотни и сотни сталактитов и сталагмитов. Пока она рассказывала, какой интересный рукав был создан магами далеко на востоке, в стране, которая называется Чина, — та самая, где добывают шелк и делают фарфор, — он играл с маленьким каменным шариком, который только накануне научился поднимать в воздух с помощью магии.
Он перебирал пальцами, и шарик то взмывал над ними, то опускался так низко, что касался ладони. Дик опасался увести взгляд, уверенный, что шарик немедленно упадет, но Хейзел отвлекала его, показывая книги, где были нарисованы и для доходчивости надписаны разнообразные схемы. Корнуоллец разок не удержался, взглянул; шарик замер в воздухе, дрогнул и полетел вниз. Молодой воин поймал его у самого пола и поднес к глазам. Вырезанный из хрусталя, он был снабжен множеством полированных граней и искрился под лучами солнца, проникающего в прикрытое прозрачной ставней окно. Прищурившись, Дик убрал руку, и шарик повис в воздухе, неторопливо поворачиваясь и ярко искрясь.
