Серпиана (кто же еще?), слегка повернув голову, задорно улыбнулась ему:
— Не намахался оружием вдосталь?
— Турнир — это просто развлечение, а не настоящий бой, я же говорил тебе.
— Ты прекрасно владеешь мечом, — сказал Гуго Бургундский, подъехав поближе к своему недавнему противнику. Теперь их кони вышагивали бок о бок. — Ты родился в Корнуолле? Участвовал в битве при Экзетере?
— Нет, не довелось.
— У тебя замечательный меч. Нельзя ли его купить?
— Нет, — отказ Дик постарался сделать негрубым, хоть просьба балансировала на грани дозволенного. Герцог же, конечно, понимал это, ответил вежливo улыбкой и кивком. И отдалился немного, чтоб удить что-то со своим сенешалем.
— О чем вы говорили? — поинтересовалась девушка, поскольку разговор между рыцарем и герцогом происходил, разумеется, на французском.
— Ты не поняла?
— Нет, конечно.
— Но когда тебя спросили об имени, ты ответила в лад. Как мы и договаривались.
— Кое-что поняла, но больше догадалась. По интонации, по характеру вопроса. Чтоб научиться понимать язык, мне нужно время.
— Научиться понимать? — Серпиана взглянула искоса:
— Ты не знал, что, когда человек говорит, он думает на том же языке. Но не только слова, есть еще и образы, возникающие в сознании. Все это я могу воспринимать и так учу язык.
— Прошу тебя, — пробормотал он, наклоняясь так близко, что ощущал аромат ее подвитых волос, и делая вид, будто шепчет комплимент. — Не спользуй здесь магию.
— Это не магия, — столь же неразличимо тихо ответила она. — Это врожденное умение.
Дик немного успокоился.
— Так, получается, и английский ты не знала? — улыбнулся он.
— Откуда мне было его знать? Не волнуйся, через пару недель я буду знать французский не хуже, чем твой родной язык.
— Но когда мы только встретились, ты говорила на английском.
— Тебе просто показалось. Я говорила на своем родном, но было заклинание, и ты воспринимал его как свой.
— Откуда заклинание?
— Я сделала, конечно. Я услышала… ты что-то говорил. Я тебя не поняла.
— Но ты говорила, что вторгалась в мои мысли, чтоб суметь хоть как-то общаться.
— Да. Нельзя же все время пользоваться заклинанием.
Дик покачал головой, улыбаясь. Теперь все, что было тогда, воспринималось не без приятности.
— Что же ты будешь делать во время пира? Как разговаривать?
— Никак. Буду красиво молчать.
Он рассмеялся.
— Они не знают, какая ты умница. Скорее всего, твоя молчаливость придется всем по вкусу.
За весь вечер Серпиана, усаженная между двумя королями, очаровательно молчала и прекрасно слушала все, что ей говорили. Дика посадили возле Ричарда I, и молодой рыцарь впервые получил возможность как следует рассмотреть своего отца.
Его величество был темноволос, и копна на его голoве была такой густой, что, пожалуй, и сама, прихваченная сеткой, могла служить подшлемником. Правитель всюду возил за собой цирюльника с самыми острыми бритвами, а потому всегда был выбрит на свой вкус. Иногда ему нравилось носить только усы, или только бородку, начинающуюся у самого подбородка. У короля были большие, навыкате глаза, полные губы, говорящие как о склонности к удовольствиям, так и о некоторой порочности, и жесткие очертания нижней челюсти.
Это был, вне всяких сомнений, человек жестокий, самолюбивый, целеустремленный, об остальном же стоило бы судить по его делам, ибо то, что мы знаем в поступках человека, освещает его внешность по-новому. Многие считали, что Ричарду лучше было бы родиться хотя бы на ступень ниже, чем это случилось, — сыном герцога или графа — и стать коннетаблем при государе. А еще лучше — помощником коннетабля, ибо на войне он был в своей стихии. А вот где-либо еще…
Кравчий короля Филиппа подливал Ричарду вина, английский правитель с удовольствием пригубливал хубок, пробовал то оленину в чесночном соусе, то свинину с луком и сладким перцем, то пирог с дроздами и расспрашивал Дика о его семье. Тот вдохновенно врал и, поскольку разговор происходил по-французски, получалось очень изящно. Ему очень хотелось остаться при короле, но сказать правду не поворачивался язык, и он заявил, что является вторым сыном Этельвольда Уэбо и пришел в Лондон.
Желая послужить государю. Говорить о том, что его "старший брат" более чем на год его моложе, он, естественно, не стал. Да и отчим в его рассказе стал богатее и знатнее, чем был на самом деле. Все равно Дик пребывал в уверенности: Ричард не знал, не знает и не узнает, как на самом деле обстоит дело.
Время от времени Серпиана взглядывала на своего спутника с загадочной улыбкой, и ему казалось, что она слышит всю изрекаемую им ложь. Тогда он улыбался ей едва-едва, мол, забавно, правда, и продолжал врать.
В какой-то момент он почтительно напомнил королю его приказ, отданный год назад. Ричард насмешливо сверкнул на него глазами:
— Я помню. Помню. Благоразумно, что исполнил мой приказ, и хорошо, что именно таким образом. Я доволен. — Король покивал с таким видом, словно одаривал его милостями. — Отсюда ты отправишься со мной. И если будешь служить мне верно, в Англию вернешься графом.
— Да, государь. — Дик помолчал. — Со мной еще двое.
— Двое? Кто же?
— Мой оруженосец и… Анна Лауэр. — Король нахмурился.
— La femme? Jeune homme, la guerre ce n’est pas pour la femme.
— Elie n’est pas comme les autres, Sire, — ответил Дик.
— C’est a dire?
— Elie a un caractere d’homme.
[14]
Государь пожал плечами и отвернулся. Это означало — делай как знаешь.
ГЛАВА 15
— Это ж надо, какое у рыцарей тяжелое вооружение. Чтоб я еще раз согласился таскать за тобой это чертово копье!
— Не чертыхайся.
— Буду, если захочу!
— Давно с Далханом не встречался? — Трагерн осекся, пожевал губами, отчего стал похож на собственного деда, и перешел к следующему пункту своих претензий:
— А этот щит? Да им убить можно!
— Это тарча.
— Да хоть что угодно! Самое главное — обслуживаю эту неблагодарную скотину, а он еще смеет обзывать меня болваном!
Дик загадочно улыбался.
— Да. Кстати, это еще не все. Запомни, до конца войны (а эта радость может продлиться лет пять) ты — мой оруженосец. И еще — я намерен начать учить тебя воинскому делу.
