— Ты непременно хочешь знать, как именно обстояло дело? — спросила она не без вызова. — И в чем была причина?
— Только если ты сама захочешь рассказать.
— Могу рассказать. — Девушка нервно дернула плечом. — Почему нет… Наши земли граничили с землями лорда Мейдаля. Однажды сын лорда встретился со мной в лесу и захватил меня в плен. Через три недели я бежала. Ну, мои родные восприняли это плохо. По нашим традициям такой поступок наследка лорда — вызов.
— Думаешь, наши традиции различаются? На месте твоего отца я бы тоже взбеленился. И захотел отомстить.
— Не дело главы рода лично гоняться за врагами, ты понимаешь. Потому искать сына лорда отправились мои братья…
— Конечно, — согласился Дик, в представлении которого все именно так и должно было происходить.
— Виновного они не нашли, потому как он понял, что его развлечение может закончиться плохо, и бежал. Тогда братья расправились с дочерью лорда.
На лице корнуоллца впервые появилось недоумение, и он пожал плечами.
— Странно вмешивать в такие дела женщину.
— У тебя, видно, все еще снисходительно-высокомерное представление о женщинах. Дочь лорда получила военное образование, она прекрасно владела мечом и магией и, защищаясь, убила двоих моих братьев.
— Разве твоим братьям было все равно, кого убивать?
— На моей родине существует принцип родовой ответственности. Отвечает любой, кто способен биться.
— А, принцип кровной мести. Знаю. И?
— Они убили дочь лорда, и лорд не стал даже пытаться выяснить, в чем дело, — он напал. Поскольку у него были враги, а у нас — друзья, все это превратилось в войну.
Дик погладил ее по волосам, но лицо его было жестким и строгим, оно даже как-то заострилось и осунулось.
— Понимаю. Но, получается, раз у тебя нет родных мужского пола, я могу просить твоей руки у тебя же самой, я прав?
Серпиана подняла взгляд и долго, очень долго смотрела на него. Потом спросила:
— Ты понимаешь, что я три недели была в плену?
— Я слышал. — Он испытывал недоумение.
— Ты понимаешь, что там было?
— Я не ребенок. — Корнуоллец начал сердиться. — Зачем ты спрашиваешь?
— Чтоб в будущем не было недоразумений, — ответила девушка. — Ты мне тоже нравишься. Очень. Только я не понимаю, по какой традиции ты предлагаешь мне заключить брак?
— Венчаться в храме, конечно. Краем уха слышал, что мы плывем в Геную, а потом в Салерно. И там, и там должны быть храмы.
— Я не исповедую твою веру.
— Покреститься недолго.
— Я не привыкла давать обеты, не зная кому и не будучи уверенной в возможности соблюдать их.
Дик замолчал и долго изучал носки сапог.
— Ты не хочешь принимать крещение?
— Я не знаю, что такое крещение, и потому не могу его принять. Разве ты не понимаешь?
— Понимаю. Что ж… Я не проповедник, конечно, но… Попытаюсь. — И он начал рассказывать ей о Боге.
Девушка внимательно слушала, изредка задавала вопросы, и игла в ее пальцах едва-едва шевелилась, часто замирая вовсе. Образованный на зависть подавляющему большинству сверстников, молодой рыцарь хорошо помнил Ветхий Завет, в котором описаний битв было больше, Новый Завет задержался в его памяти хуже. В детстве, когда он учил обе эти книги, ему непонятна была цепь событий, излагаемых в Евангелии, — резоны Бога, которому неизвестно зачем понадобилась смерть Сына, резоны Сына, умершего не так, как подобает воину. Почему он предпочел казнь, почему не стал защищаться, почему не позволил ученикам вступить в бой — этого Дику было не понять. Но зато память его была прекрасной, и он решил, что, поднатужившись, сможет воспроизвести все самое главное.
Девушка внимательно слушала. Она, задумчивая и оттого немного грустная, оказалась, на его вкус, еще привлекательнее, чем веселая. Корнуоллец вряд ли понял, насколько это приятно, когда тебя внимательно слушают, но зато почувствовал, как ему приятно быть с нею рядом.
— Означает ли твое желание узнать нашу веру, что ты согласна? — спросил он с ласковой улыбкой.
— Это означает лишь, что я хочу узнать вашу веру. — Она тоже заулыбалась. — Ничего более.
— Разве ты мне не ответишь что-нибудь? Или для тебя я недостаточно знатен?
— Почему ты сразу обижаешься?
— Я не обижаюсь. Но раз ты принцесса, мы с тобой не равны по положению.
— Это как раз не имеет большого значения. Кроме того, за мной уже нет надзора. Но я должна подумать. Мои соотечественницы выходят замуж однажды и на всю жизнь. А живем мы долго… раз ты не согласен сочетаться браком по нашим законам, у меня есть время, пока я не решу креститься.
Дик нехотя покивал:
— Хорошо, подумай. Я понимаю… Хотя и не до конца.
Серпиана прыснула, нагнувшись над шитьем.
— А может, я хочу тебя помучить!
— Достойная цель.
Оба рассмеялись, наверное, с облегчением, что благополучно разрешился сложный клубок проблем в одном-единственном разговоре, и корнуоллец отправился заниматься делом.
На корабле он был как дома, он инстинктивно чувствовал движения палубы и, словно бывалый матрос, начинал ходить, раскачиваясь, приноравливаясь к ней, переваливающейся наподобие толстяка. Его никогда не мучила морская болезнь, он даже не знал, что это такое. Его не мутило, как Трагерна, от одной мысли, что под килем — больше полумили бездны. Ему казалось, что ветер, дующий в спину, превращает его в чайку, скользящую по верхушкам волн, и нет никакой угрозы под ногами, потому что его окружает равновеликая бездна, и она ему родственна. Придерживаясь за леер, он вдыхал терпкий йодистый воздух, и ему было спокойно и хорошо.
К полудню королевский корабль ушел вперед, за ним спешили остальные, а вот "Святая Анна" и тот корабль, что принадлежал графу Йоркскому (с простеньким именем "Перепел"), сблизились, с борта на борт перекинули трап. Моряки потащили бухту каната, потому что, как оказалось, на "Перепеле" лопнул какой-то из лееров, перетершись о крюк. Заодно обменялись и припасами, потому что на одном корабле лепешек было больше, чем удалось бы съесть, пока они не зачерствеют, на другом же имелась отличная копченая рыба.
Ощущение опасности схватило сердце корнуоллца в самый последний момент, когда предпринимать чтото оказалось уже поздно. Можно было лишь предполагать, что мысль сделать именно такой, а не иной ход, пришла в голову графу в тот миг, когда он углядел Серпиану, подошедшую близко-близко к фальшборту, чтоб получше рассмотреть позолоченную резьбу на кормовой рубке. Один из рыцарей графа, на этот без кольчуги и меча, уловив жест Йорка, кинулся доскам, перекинутым с борта на борт, и схватил девушку. Растерянная, она проделала несколько каких-то движений, и рыцарь отлетел в сторону, но ему на смену кинулся второй — с веревкой и ловко захлестал плечи Серпианы. Дернул на себя и, поймав в объятия, попытался вывернуть руки.
