Дверь королевской спальни распахнулась, и оттуда, шатаясь, вышла девушка в криво надетом платье, с опухшим, покрасневшим лицом. Придержав ее, вдрогнувшую от прикосновения, за локоть, Дик заглянул в покои. Король, полуодетый, лежал на распотрошенной постели и смаковал налитое в цветной стеклянный кубок вино. Увидев корнуоллца, он махнул рукой:
— Пошли ко мне постельничего. А девица пусть идет.
Молодой рыцарь подумал о том, что творится на итальянских дорогах ночью (да то же, что и везде), и попросил:
— Позвольте я отвезу ее, государь.
— Если хочешь. — Ричард усмехнулся, решив, что понял, как на самом деле его вассал собирается проводить время. — Свободен до утра.
— Идем, — сказал Дик девушке на ломаном франко-италийском. Как большинство дворян в его время, он был полиглотом, да и языки тогда были куда как похожи друг на друга, а потому усваивались мгновенно.
Крестьянка скукожилась, с ужасом и неизменной покорностью глядя на него. В этот момент лицо ее показалось ему овечьим. Оглядел ее критически.
— Поправь платье. И пояс завяжи. Не надо всем вокруг знать, что произошло. А теперь идем, поищем твоих товарок.
Но оказалось, что одна из прихваченных по пути девушек уже отпущена и ушла восвояси, а вторая вообще не собиралась уходить. Корнуоллец лишь равнодушно пожал плечами — своего ума другому не приставишь.
— Ну что, по дороге домой будем высматривать твою подругу? — спросил он пухленькую девицу.
— У нее сестра в Мелиде, — постукивая зубами, ответила она. — Наверное, у нее останется.
— Это разумно. Ну, идем.
Плечи молодой крестьянки задрожали, она снова скуксилась и закрыла лицо руками. Дик не знал, как убедить, что ничего плохого ей не сделает. Потому просто успокаивающе погладил по плечу и потянул за собой, на конюшню. Оседлал своего конька, только-только приладившегося поспать, вывел из стойла и посадил ее на седло перед собой.
Тащиться куда-то не хотелось.
— Ну, поехали. Провожу тебя до деревни.
Взглянула недоверчиво и с надеждой:
— Вы меня… не тронете?
— Нет. И не обращайся ко мне так, я же не король. Как тебя зовут?
— Джиованна.
— Красивое имя. Едем… Да, кстати, возьми. — И высыпал ей в ладонь горсть золотых монет. Девушка в растерянности уставилась на деньги. Подобной суммы ей еще не приходилось видеть, тем более держать в руках. — Спрячь. И держись за луку.
Он вез ее по ночной дороге (тьмы не было, светила луна, и небо фосфоресцировало пятнами звезд, неразличимых взглядом в отдельности из-за того, что луна столь ярка), и под его широким плащом она перестала дрожать. Золото, увязанное в косынку, оттягивало ей пазуху, и постепенно перестало холодить тело сквозь тонкую ткань. Деньги были порукой того, что ее вообще впустят в дом.
Привратник аббатства отказался открыть рыцарю большие ворота, но снял замок с маленькой калитки, обращенной к стенам Мелиды, и пообещал, что дождется возвращения корнуоллца, хотя бы он вернулся только утром. Конь бодро застучал копытами по дороге, выжженной до звонкости терракоты, и недавняя пленница короля уверилась, что ее везут домой.
— Не волнуйся, — негромко, с глубоким спокойствием и уверенностью заговорил Дик, которому очень хотелось убедить девушку в том, что жизнь ее не кончена. Не слишком-то смыслящий в женщинах, что-то он угадал глубочайшим чутьем опытного в жизни человека. — Насчет замужества не бойся. Постарайся только поскорее выйти за кого-нибудь. Приданое у тебя теперь достаточное, ничто не помещает завести семью. Скажу по правде, для мужчины не так важно, чтоб твое тело было девственно, главное, чтоб ты еще никого не любила. Тот, кто захочет понять тебя, поймет. Кроме того, не забывай, что ты была с королем, не с кем-нибудь, и при нужде просто напомни об этом, а также о том, что королям не отказывают.
— Это был Рикардо?
— Да, король Ричард… Для многих это кое-что значит. Да в придачу деньги. Скажи, что именно король дал их тебе. Незачем посторонним знать правду. Все у тебя будет хорошо.
— А вдруг ребенок…
— Так и что? Обычное дело. Не от пастуха же, не от золотаря. Кроме того, каков Ричард! Если будет сын, то получится рослый и сильный парень — разве не главное для крестьянина?
Дик помолчал. Какое-то доверие он испытывал к девушке, возможно, потому, что им предстояло расстаться через пару часов и больше никогда не встретиться. Она не смогла бы, даже если б хотела, разнести услышанное настолько широко, чтоб это стало нежелательно для молодого рыцаря. А исповедаться почему-то хотелось. Кроме того, это был самый последний и самый веский довод.
— Моя мать была в таком же положении, что и ты. И ничего. А она не крестьянка, а знатная дама. Дворянка.
Он ощутил, как Джиованна замерла, напряглась, а затем обернулась. Ноги ее не опирались о стремена, потому крестьянка, не слишком-то привычная к верховой езде, пошатнулась и вновь стала смотреть на дорогу.
— Ты — сын короля? — прозорливо предположила девушка, чьи слезы уже совершенно высохли.
—Да.
— А… Твоя мать тоже тогда была девушкой?
Молодой рыцарь поморщился, сочтя вопрос неуместным. Но вопрос задала девушка, и ответить на него оплеухой было невозможно.
— Какая разница? Здесь не имеет значения брак — есть он или нет. Важно лишь то, как ты себя держишь. Если укрепишься в своей невиновности, так же отнесутся к случившемуся остальные. А если станешь чувствовать вину, найдется немало желающих это поддержать. Обвинять других любят все. А свою репутацию надо делать своими руками. Понимаешь?
Он спешился у крайнего дома спящего поселка, прикрытого большим фруктовым садом со стороны дороги, и снял Джиованну с седла. Он не думал, что своими разумными рассуждениями успокоил ее сердце более, чем уговорами или откровенной жалостью. Корнуоллца больше радовало свое спокойствие, посетившее его после собственных слов. Для девушки же сложившаяся ситуация и положение дел в целом не представляло собой катастрофу, скорее уж обыденную неудачу, которая не шла в сравнение с неудачами многих других девушек. Еще на пути в аббатство Святой Троицы она представляла себе всякие ужасы, но ничего такого с ней не случилось. Логические выкладки Дика ее совсем убедили, что прыгать в реку нет нужды.
Она прижала под одеждой тяжелый узелок и бросилась к дому, совсем забыв поблагодарить. От нее, впрочем, ничего подобного и не ждали. Корнуоллец улыбнулся и потянул коня за повод, собираясь ехать в обратный путь. Почему-то на душе у него было очень хорошо.
А ночью под дверь королевской спальни к нему пришла Серпиана, и, укрывшись мехом с головой и тесно прижавшись друг к другу (постель, разостланная на каменном полу, от холода которого ломило кости, была волчьей, одеяло тоже), они целовались с истовостью только-только влюбившихся.
