— Поднимитесь, сестра моя. Я рад видеть вас в добром здравии. Отныне вы свободны, — и, произнеся эти прочувствованные слова, король победно оглядел своих приближенных, словно хотел перед ними похвастаться.
— Благодарю вас, брат мой, — пролепетала девушка по-французски. Она понимала, что означают слова о свободе — теперь из-под влияния незаконнорожденного сына ее покойного мужа она переходила во власть брата. Можно было не сомневаться, что либо он поспешит выдать ее замуж, либо отправит в монастырь.
Король Английский указал сестре место рядом с собой — для ее величества было спешно поставлено oще одно резное кресло — и обратился с ласковыми словами к Роберту Бретейлю, склонившемуся перед государем вслед за венценосной вдовой. Ричард не сомневался, что успеху посольства он целиком обязан самому себе, но слугу, должным образом исполняющему приказы, следовало поощрить хотя бы милостивым обращением.
В ходе разговора, правда, выяснилось, что приказ был выполнен не целиком. Видимо, Танкред испугался не настолько, насколько должен был, — королеву ее брату он вернул, конечно, а вот приданое ее величества — нет. Дик, покосившийся на государя, заметил, как побагровела его шея над белым, уже успевшим потемнеть от соприкосновения с шеей воротником, как краска гнева поднялась к лицу, зашла щеки,затем лоб.
— Как так! — взревел король, приподнимаясь с места. — Как ты посмел не доставить все имущество в целости и сохранности?
— Я не виноват, ваше величество. — Роберт Бретейль слегка побледнел, но, видимо, решил держаться стойко. — Я говорил милорду Танкреду…
— Что ты говорил?
— Я требовал, чтоб он вернул приданое королевы в целости и по описи, данной мне вами, ваше величество, но его камерарий отказал. Он сказал, что это ее величество надо спрашивать о том, куда подевались все вещи.
Иоанна, сидевшая в кресле неподвижно, словно статуя, даже ресниц не подняла, будто была уверена, что все вопросы решатся без нее. Движимая сочувствием, Серпиана подняла поднос с кубком охлажденного вина и поднесла его королеве, за что получила в ответ милостивый жест маленькой королевской ручки и ни слова.
Ричард и не думал расспрашивать сестру или справляться о чем-либо у нее.
— Это ложь. И слушать не желаю. Ты прекрасно знаешь, Роберт, что камерарий бастарда солгал. Клянусь Богом, этот самозваный правитель Сицилии вернет мне все до золотой крупинки. Зачти еще раз, что входит в список, — обратился он к своему казначею, Роберу Вандомскому.
— Золотой стол, пять золотых корон, усыпанных ценными камнями, большой шелковый шатер, двадцать четыре золотых кубка, серебряные столовые предметы на пятьдесят персон, десять серебряных блюд, украшенных рубином, золотые застежки в виде львов…
— Пропусти мелочи!
— Восемьдесят шесть предметов по описи, прилагаемой к брачному контракту, ваше величество.
Кроме того, здесь же учтены сто вооруженных галер, отданных в свое время в наследство вашему отцу, государь, в помощь проведению военного похода на Восток.
— Да, — подтвердил Ричард, кивая головой. — Все это. Что тебе ответил де Лечче?
— Ваше величество, мой писец зачел копию описи, данную мне вашим камерарием, но милорд Танкред отказался предоставить перечисленные ценности.
— Я не допущу такого пренебрежения, допущенного в отношении моей сестры! — заявил король Английский. — Негодяй должен быть наказан!
Придворные ответили гулом одобрения, Дик, который играл роль телохранителя, потому издавать какие-либо звуки был не обязан, подумал о том, что, должно быть, удержание в своей власти ее величества вдовствующей королевы — не такое пренебрежение, как то, что прыткий бастард покойного Вильгельма заграбастал себе ее богатства. "Должно быть, — решил про себя корнуоллец, — выкуп за ценности, если таковые не будут возвращены, тоже пойдут в казну короля Ричарда. Чтоб не было никакого пренебрежения". А ее величеству Иоанне оставалось лишь сетовать на эту странную жизнь, где лишь те оскорбления нуждаются в возмещении, которые оговорены сильными мира сего, и лишь такое возмещение бывает, какое установят они.
По приказу короля Англии для его сестры был приготовлен городской дом, достаточно просторный, чтоб разместить всю свиту Иоанны и рыцарей, приставленных к ней августейшим братом. Туда ее и проводили, и, следуя приличиям, Ричард остался в этом доме переночевать и отобедать — так назывался пир, заданный мессинскими богачами в честь освобождения бывшей королевы… Да и то, можно ли было Иоанну назвать бывшей королевой — она не отрекалась, короны ее никто не лишал, а то, что на троне теперь сидел не совсем законный наследник, дела не меняло. Для солидности большую часть королевской свиты к столу не позвали (рыцари, "гулявшие" с Ричардом по Италии, в большинстве своем знатностью не отличались, зато отменно дрались), но для Дика, как королевского телохранителя, и для Серпианы, как хорошо одетой прелестной дамы, сделали исключение.
Пир получился роскошным. Стены украсили дорогими неаполитанскими гобеленами, на столах расстелили белоснежные льняные скатерти, расставили дорогую серебряную посуду, канделябры с подвесками из ляпис-лазури и хрусталя. Блюда все несли и несли — первая перемена, вторая, третья… По правую руку от Ричарда сидела Иоанна, а рядом с нею, хоть и немного в стороне, не за столом, конечно, — Дик, так что он имел возможность пробовать даже самые изысканные блюда. Впрочем, он, непривычный к таким изыскам, не нашел в них особенной прелести и отдал предпочтение отличной жареной свинине с луковым соусом.
Вдовствующая королева почти ничего не ела, едва-едва ковыряла в блюде и безропотно давала его заменить. Лицо у нее было каменное и равнодушное, но корнуоллец догадывался, что это — только маска, воспитанная жизнью при дворе, где интриги рождались раньше солнца. В какой-то миг у Дика возник соблазн попытаться утешить ее и развеять, но в последний момент он удержал язык, понимая, что ее величество, скорее всего, лишь удивленно и презрительно приподнимет бровь. Наверняка, она уже тем язвлена, что совсем рядом с ней посадили простого рыцаря, пусть и телохранителя ее брата. Если бы она знала, что сосед — бастард, скорей всего набралась смелости вообще уйти из-за стола.
Впрочем, о его происхождении никто не знает. Молодой рыцарь покосился на Ричарда и отвел глаза.
После пира были танцы, но не те, которые знали Дик и Серпиана, а придворные, сложные и церемонные. Слуги разносили фрукты, медовое печенье, завороженные фруктовые соки. Последние пользовались особенным успехом из-за своей редкости и сложности изготовления — здесь, в Сицилии, где сохранить лед до следующей зимы даже в самых глубоких подвалах стоило очень большого труда. Серпиана поковыряла ложечкой в чашечке с фруктовым льдом и со снисходительной улыбкой отставила ее.
— У нас это лакомство делали лучше.
— Ты уже не у себя на родине, родная, — шепнул, наклонившись к ней, Дик. — И когда еще увидишь ее — Бог весть.
Девушка пожала плечами.
