– В заброшенном крыле. У меня там комнатушка оборудована.
– Когда ты сюда шел, тебя кто-нибудь видел?
– Нет. Я не шел, я полз. По гремлинским ходам. Руин остановился посреди коридора.
– Как ты умудрился?
– Ну, там есть довольно широкие лазы. Темновато, правда. Но у меня был таракан. Он полз впереди.
– Ты неподражаем, – рассмеялся Руин.
– Я знаю. – Дэйн мотнул головой, отбрасывая назад пряди черных волос, падающих на глаза.
А вскоре впереди зазвучали чьи-то шаги. Младший сын властителя нырнул куда-то за угол и исчез – видимо, в одном из гремлинских лазов. Появившийся слуга не успел ничего заметить. Руин лишь улыбнулся юркости своего брата.
Дэйн вновь появился лишь поздно вечером в комнатушке Морганы – довольный и сытый (принц заглянул в кухню и стянул целую курицу, которую съел целиком), но еще более грязный и вдобавок мокрый, но уже без таракана. По его словам, он передал насекомое гремлинам, и те клятвенно обещали о нем позаботиться. Уже знавшая всю историю Моргана в ответ высказала пред положение, что гремлины собираются использовать таракана в качестве лампочки. Дэйн задумался и заявил, что эксперимент нужно продолжить на млекопитающих и что, пожалуй, крысу проще заставить пить.
– Представляешь себе крысу размером с собаку? – ахнула девушка.
– Зато она светящаяся. Издалека видно. Удобно.
– Что – уворачиваться в темноте?
– Да нет. Перепрыгивать.
– Ужасно! – Девушка не могла удержаться от смеха.
Потом открылась дверь, вошел хмурый Руин, и при виде старшего брата вся веселость младшего как-то разом увяла. Он опустил глаза и одернул на себе куртку. Несмотря ни на какие приличия или требования родителей, Дэйн ходил в кожаной одежде, украшенной заклепками, а то и шипами. Знал ли он, что это за мода, где он ее откопал – неизвестно, но в Провале, в среде золотой молодежи подобная одежда постепенно становилась популярной.
– Ээ… Я, пожалуй, пойду, – сказал он грустно и полез под кровать, где должен был находиться оче редной лаз для гремлинов.
– Я тебя не гоню. – Старший принц сел в кресло у двери и устало провел рукой по лицу.
Моргана была очень стеснительной, и первые пять минут она не знала, как начать разговор. Братья молчали, у одного был вид ученого, смертельно уставшего от своей работы, у другого – вид ребенка, который понимает, что его сейчас будут ругать. Но желание добиться своего было слишком сильным. И когда Руин поднял взгляд на сестру, та собралась с духом и робко напомнила:
– Руин, прошло две недели.
– Да, я помню. Ты… помнишь? Ты обещал мне. Ты… не переду мал?
Руин холодно посмотрел на нее. Когда молодой принц обращался к магии или хотя бы вспоминал о ней, он переставал быть просто человеком и становился магом. Никаких чувств, только знание и искусство, воплощенные в человеческом облике. Глаза его постепенно становились совершенно черными, и Моргане стало немного страшно. Даже Дэйн, казалось, начал испытывать неудобство под пронзительным и одновременно пустым взором старшего брата, поскольку снова полез под кровать.
– Я помню свои обещания.
– Ты… сделаешь? – едва слышно пролепетала она.
– А ты уверена, что этого хочешь?
– Конечно, – не имея сил сдерживаться, простонала она.
– Неужели для тебя так важны восхищенные мужские взгляды?
– Мне нет дела до мужчин. Но у меня есть собственные глаза. Или ты считаешь, что, кроме тебя, не может быть никого, кто стремился бы к красоте?
Руин выслушал ее бесстрастно.
– Я должен предупредить тебя, – добавил он. – Эта процедура болезненна. Очень, очень болезненна.
– Пусть.
– Да елки-палки, где эта нора? – пыхтел под кроватью Дэйн.
– Брат, вылезай, – бесцветно сказал принц. Магия высшего порядка начинала завладевать им.
Старший из троицы был магом от Бога и знал это, а потому все в своей жизни подчинял искусству чар. Даже человеческие чувства. Когда на него снисходило ощущение, что время колдовства пришло, для Руина переставал существовать весь мир. Он видел вокруг только силу, бушующую, как горная река, знания, которые напоминали каменные набережные – в таких смиряется любой поток, – и само сознание мага, его дух, который приходил ему на помощь. Молодой бессмертный всегда точно знал, чего хочет, и не испытывал страха перед лицом стихий: он привык, что сила всегда покоряется духу и знанию.
Дэйн вылез из-под кровати. Оправил одежду и с невольным испугом посмотрел на Руина.
– Ты мне поможешь, – сказал тот, и младший сын правителя немедленно кивнул.
– В чем помогу?
– Лечить Моргану.
– А-а… Да, конечно.
– Ты будешь делать то, что я скажу, не пререкаясь и не задавая вопросов. Все, что я приказываю, каким бы странным это тебе ни показалось.
Когда Руин говорил таким тоном, ему невозможно было возражать, и Дэйн молча кивнул. Вслед за тем молодой маг обратил свой взор на сестру, и тьма его взгляда показалась ей обжигающей, как само солнце. Принцесса втянула голову в плечи, словно черепашка.
– Раздевайся, – бесстрастно приказал старший брат.
Моргана не ожидала ничего подобного. Сперва она подумала, что ослышалась, потом – что это шутка. Но Руин смотрел на нее без улыбки, и не просто смотрел – он ждал, когда девушка исполнит приказание. Она побелела и молитвенно сложила руки. Принцесса не могла произнести ни слова – горло снова перехватил спазм.
– Делай, – повторил принц. – Не заставляй меня повторять. Быстрее.
Ей стало страшно. Но не повиноваться было еще страшнее. Близкая к обмороку, девушка разделась, пытаясь прикрывать ладонями дряблое тело в жирных складках. Младший сын властителя отвернулся, как только она распустила шнуровку платья – не потому что зрелище было ему так уж неприятно, а потому что застыдился, да и сестру не хотел смущать. Но тут безжалостный брат перевел взгляд и на него. Показал на Моргану.
– Свяжи ее.
– Руин, о чем ты говоришь?
– Свяжи.
– Руин, я…
– Делай, что сказано. Руки и ноги. Возьми ее пояс и шнур от балдахина. Связывай и держи ее.
Что было потом, Дэйн почти не запомнил. Кажется, он держал связанную сестру за плечи, а она рвалась с необычайной, неправдоподобной силой и так громко выла – то ли от боли, то ли от испуга, что скоро Руин не выдержал и заткнул ей рот свернутым шарфом. Что делал старший брат, Дэйн тоже не запомнил. Кажется, просто прикладывал правую ладонь к обнаженному телу Морганы то там, то там.
Пальцы его рук светились, и каждый раз девушке становилось плохо. Сначала она еще пыталась кричать, а потом затихла, и лицо у нее стало сонное, равнодушное, будто одурманенное.
