– Видимо, так. – Руин остановился у первой же двери, и при помощи своих магических отмычек старший Мортимер вскрыл дверь. Камера оказалась типовой – маленькое помещение с откидной койкой и малюсеньким окошком под самым потолком.
Алвэйро с интересом покосился на пленника, и интерес этот был такого свойства, что пленник поежился.
– Да ты маньяк, я вижу.
– Дедуля, – отвлек его внимание Арман. Всех своих старших родственников, отделенных от него более, чем одним поколением, он именовал дедами, иногда и более фамильярно. – Мы так долго провозимся, если будет открывать каждую камеру.
– Может, его ученики знают?
– Я в этом очень сомневаюсь. Давай рассуждать логически – он же имеет дело с магами, которые, крути – не крути, могут каким-то манером и избавиться от блоков. Тем более что Аэлуанн, насколько я знаю, маг девятого уровня, уже почти младший магистр. Значит, какая-то магия должна быть и на камере. Хоть какая-нибудь, хотя бы оповещающая хозяина обо всем происходящем внутри. – Руин заметил, как дрогнуло лицо пленника, и беспардонно поволок его дальше. – Смотри вокруг, где есть следы магии.
– Соображаешь, – уважительно протянул Алвэйро.
«Сколько у нас времени»? – мысленно спросил Арман своего спутника. Пленник не должен был знать, что у налетчиков каждая минута на счету. Пусть думает, что они никуда не торопятся.
«Часа два. Максимум».
Руин волок пленника за собой. А тот лишь семенил следом за захватчиком и поджимал босые ноги, которые обжигал холод голого влажного камня. Не сразу удалось найти лестницу, которая вела на второй подвальный этаж, и там Мортимеры лишь рты разинули, когда, поплутав по лабиринту, обнаружили, как обширны эти подвальные катакомбы. Но ничего похожего на защищенные магией покои там не было.
Зато нашлась еще одна лестница вниз – и, надо сказать, эта лестница располагалась недалеко от первой, но незваных гостей угораздило пойти в другую сторону. Когда Алвэйро понял это, он перехватил у Руина пленника и чувствительно приложил его об стенку. Тот лишь моргнул.
– Еще одна подобная выходка, и будет больно, понял? – ласково спросил Мортимер. Пленник кивнул. Он по-прежнему молчал.
На третьем подвальном этаже все было так же, как и на втором, только двери попадались по пути гораздо реже. Видимо, каждая из них скрывала помещения значительно большие, чем стандартная камера. Вскрыв одну из таких дверей, Арман обнаружил за нею то, что Дэйн в Провале именовал камерой для гостей – покои, состоящие когда из двух, а когда из трех прекрасно обставленных и отделанных комнат, впрочем, лишенных окон. При каждом помещении имелся и действующий санузел, работающий на магическом принципе. Алвэйро смог убедиться в этом, вскрыв еще несколько таких камер, но своей родственницы нигде не обнаружил.
А Руин очень быстро понял, что так они провозятся очень долго. Правда, третий подвальный этаж, как оказалось, был значительно меньше второго. Это удивило Армана. С чего бы? Логичнее было бы предположить обратный вариант.
Он развернулся, схватил пленника и грубо припечатал его к каменной стене. Внимательно посмотрел в его испуганные и упрямые глаза.
– Где Аэлуанн? – Молчание. – Будешь говорить? – Молчание. – Не будешь, значит. Так, давай расставим все точки над «ё». Если ты не хочешь отвечать на такой простой вопрос, как местонахождение Аэлуанн, то придется заставлять тебя, родной, ты же это понимаешь? Понимаешь же, так? – Пленник поневоле кивнул и тут же поджал губы. – Минута на раздумье. – Он помолчал. – Молчишь? Ну-ну…
Руин глубоко вздохнул, покосился на своего спутника и собрался с духом.
– Прости, Алвэйро. – А потом, помедлив, выматерился так цветисто и с таким чувством, что его старший родственник даже отпрыгнул.
Но зато реакция пленника была поразительной. Его скрутило жестокой судорогой, рот открылся, как у эпилептика, и на губах запузырилась пена, которая вскоре налилась кроваво-красным – должно быть, насочилось из прокушенной губы. Будь у него свободны руки, он, наверное, схватился бы за горло, потому что принялся извиваться так, будто его что-то душило. Лицо его исказилось словно бы от страшной боли, так что и вовсе перестало напоминать человеческий облик, потом медленно разгладилось. Судорога стала отпускать его тело, и Руин смог поднять его на ноги.
Он подождал, когда у пленника прояснится взор, и снова выругался – еще затейливее и еще изысканнее. В том, как Арман ругался, было заметно, что он не привык таким образом выражать свои мысли, и относился к нецензурной брани скорее как к своеобразному искусству. Потому его ругань была, пожалуй, чересчур изысканна, чересчур изящна, мол, сударь, не желали бы вы отправиться к такой-то и такой-то матери и там проделать следующие манипуляции…
Впрочем, пленнику от этого было никак не легче. Он снова затрясся и повалился на пол, извиваясь, как придавленный сапогом червяк. Изнемогая от мук бунтующей, отторгающей окружающую среду энергетики, он тем не менее не кричал. Должно быть, просто не мог. Он ничего не видел и не слышал, но Руин отметил краем уха легкий звон. Магия, поддерживающая дом черного мага, разумеется, была черной, и она тоже поддавалась.
Арман сделал вывод, что надо бы вести себя поосторожнее. Он подождал, когда пленник утихомирится, и добавил несколько словечек, от которых черный маг задергался, как какой-нибудь смертный в пляске святого Витта, и наконец застонал.
Молодой человек вцепился в плечи несчастного и поставил его на ноги.
– Я могу продолжать в том же духе очень долго, – сказал он. – Тебе сейчас просто плохо, но это ерунда по сравнению с теми последствиями, которые могут наступить. Учти, если это продолжится достаточно долго, ты потеряешь свою магию и останешься бессильным. Подумай, на самом ли деле ты этого хочешь.
Страх появился в глазах пленника впервые за все время, что он стоял, обнаженный, перед этими двумя налетчиками с Белой стороны. Руин догадался, что черный маг по большому счету не слишком боялся за свой дом, за свои лаборатории и результаты своих исследований, хотя они и были для него куда дороже, чем пара учеников или даже собственное здоровье. Все однажды сделанное можно повторить еще раз.
Но если у него не останется магии, то на что он будет годен? В мире Черной стороны положение человека определялось тем, на что он был способен, используя свои чары и знания. Конечно, его учитель не даст ему пропасть, не даст умереть с голоду или лишиться дома и имения, но как же унизительно быть приживалой и как это ужасно – не иметь собственных сил, чтоб защищаться и вызывать уважение более слабых. Этого он перенести не в силах.
И Арман понял, что пленник сломался, еще до того как тот начал говорить. Для себя же самого он сделал пометку, что совершенно прав – именно таким способом проще всего нанести непоправимый ущерб энергетике черного мага, даже если он находится на своей родной, Черной стороне. Белой магии он не применял и тем не менее, используя любопытное воздействие нецензурной лексики на черных, добился своего и получил весьма важную информацию. Он ощущал напряженную структуру системы магического обеспечения этого дома и осознавал, что звучание слов, считающихся недопустимыми в приличном обществе Центра, может быть опасно для всей колдовской системы Черной стороны.
