Глава 6
Первые несколько дней после налета на дом и гибели Руина Катрина почти не воспринимала окружающую реальность. Мать Катрины в уверенности, что дочь вполне способна сотворить с собой что-нибудь, переселилась к ней в дом, не спускала с нее глаз, готовила еду и пыталась кормить дочку, но та почти ничего не ела. Ее хватило только на то, чтобы по крупинке собрать с ковра все, что осталось от Руина, – две горстки пепла. Эти скудные остатки праха у нее забрали Мортимеры, они же устроили старшему Арману достойные похороны. Но вдову Руина на церемонию не потащили.
Она и сама не хотела идти. Впрочем, не она одна предпочла сидеть дома. На церемонии не было Морганы, которую врачи пока не выпускали из больницы, и Реневеры. Дэйн, стоявший рядом с посеревшим от горя Мэльдором и ошеломленной Деборой, которая забыла даже о макияже, с тоской смотрел на то, что осталось от его брата.
– Я в это не верю. Просто не верю, – проговорил он. И, помолчав, добавил: – Ну что – теперь моя очередь?
– И не думай даже, – едва разжав губы, уронил отец и покосился на жену – не слышала ли она.
Дебора не слышала. Впервые потерявшая сына, она вдруг поняла, насколько ей дорог каждый из них. От тоски и непонимания, что же такое происходит, ей хотелось вцепиться зубами в собственные кулаки и завыть, а потом – кинуться к Мэлокайну. А он как раз сейчас держал большую плиту белого мрамора, которая должна была закрыть отверстие кенотафа, куда вложили урну с крупинками праха, и был на виду. Мысль, что по собственной глупости, совершенной много лет назад, она лишила себя старшего сына, отозвалась болью в глубине груди. Дебора дождалась, когда Мэлокайн передал плиту мастерам, подошла и ткнулась головой ему в плечо. Она не плакала – просто дрожала от холода и одиночества, и он обнял ее за плечи.
Не мог не обнять.
Он не простил ее, конечно, но больше не чувствовал к своей незадачливой матери прежней ненависти.
Оба брата погребенного Руина почти каждый день наведывались к его вдове, и, посидев недолго, повздыхав, уходили – она не обращала никакого внимания на окружающих, так что эти посещения были бессмысленны. Иногда она не понимала даже, что делает, и тут кстати было внимание матери, которая не раз и не два выводила дочь то с чердака, то из подвала, то из дальних уголков сада. Она плакала и говорила что-то, но Катрине хотелось только одного – чтобы ее оставили в покое.
Через десять дней после случившегося она лежала на диване в гостиной – мать ушла в магазин, служанка работала на втором этаже, когда в дверях вдруг выросла уже знакомая ей фигура. Конечно, она узнала. Вернон. Из сдавленного горла Катрины вырвалось что-то, похожее на стон и вопль одновременно, она вскочила, но зашаталась – десятидневный пост отозвался сильной слабостью. Закружилась голова, и подскочивший Вернон легко опустил ее обратно на диван.
– Не кричи, – предостерег он. – Нам надо поговорить.
– Отпусти, – девушка попыталась вырваться, но хватка мужчины была стальной.
– Успокойся. Я ничего тебе не сделаю. Только поговорим – и я уйду.
– Уходи! Убирайся! Я не желаю с тобой говорить.
– Тем не менее тебе придется. Или твой ребенок тебя не интересует?
Невольно Катрина схватилась за живот; в ответ Вернон понимающе и чуть насмешливо покивал головой.
Молодой человек явно постарался набраться терпения и обуздать свой характер. Он изобразил на лице мягкую улыбку и все радушие, на которое был способен. Усадив девушку обратно на диван, он не стал садиться рядом с ней, будто понимал, насколько раздражающим фактором для нее станет подобная близость. Он принес стул и уселся так, что его колени оказались в метре от ее.
– Послушай, Катрина, тебе нужно взять себя в руки и подумать о своем будущем. Я предлагаю тебе заботу и хорошее положение. Конечно, я не клановый, но я достаточно богат и смогу обеспечить тебе безбедную жизнь.
Катрина закусила губу, глядя на него, но промолчала. Несмотря на безучастие, охватившее все ее существо, ее взгляду хватило силы наполниться иронией. Возможно, Вернон и заметил это, но не обратил внимания. Он явно решил сдерживаться, пусть даже это будет нелегко.
– Тебе нужно выйти замуж за мужчину, который сможет дать тебе покой и обеспеченную жизнь и не втравит тебя в неприятности.
– Ты говоришь о себе?
– Ладно, Катрина, я давно завязал с прежними делами. Теперь у меня совершенно легальный бизнес, так что тебе не о чем волноваться.
– Я вижу, как легален твой бизнес. Бизнес на убийствах.
– Разве я кого-нибудь убил?
– Ты же наводчик, я верно поняла?
– Неверно, – хотя Вернон твердо решил держаться в рамках, он с трудом подавил раздражение. – Тебе было бы лучше не лезть в эти дела. Да и не придется. Я все улажу – тебе останется тратить деньги.
– Я не желаю тратить твои деньги. Я не желаю их касаться.
– А как насчет ребенка? Ребенку нужен отец.
– Такой, как ты? Нет.
– Я думаю, даже самая умная женщина в этом вряд ли разбирается, – Вернон долго молчал, и Катрина даже не пыталась прервать молчание. – Приемный отец лучше, чем никакого.
– Ты считаешь, что тебе нужно решить все за меня?
– Как и за любую женщину. Я люблю тебя, Катрина, и хочу, чтобы у тебя все было хорошо.
– Именно потому ты не собираешься возвращать мне ребенка?
– Одна ты не сможешь его воспитать. В этом я уверен. И я верну тебе твоего младенца только в том случае, если ты дашь согласие стать моей женой.
– Я лучше умру.
Она подняла на него глаза. Вернон смотрел снисходительно и терпеливо, и девушка прочла во взгляде настырного и ненавистного жениха уверенность, что от представительницы прекрасной половины человечества можно ожидать и большей глупости, чем подобное заявление. Бешенство на миг ослепило ее, но в следующий миг она подумала о своем ребенке.
Ведь ребенок – это все, что у нее осталось от Руина. Немыслимо думать о Руине так, будто его нет (а его действительно нет, и об этом ей твердило трезвое сознание), но приходится. Страшно думать о том, что жизнь все равно продолжается, хотя чье-то драгоценное дыхание замерло навсегда. Но это так, и с этим приходится считаться. У Катрины кружилась голова, а перед глазами все плыло. Она не могла больше слушать Вернона.
– Уйди, – попросила она. – Уйди и оставь меня.
– Ладно, – согласился мужчина. – Я уйду. Подумай. Подумай хорошенько. Я люблю тебя, Катрина.
– Это невыносимо.
– Я черт знает как люблю тебя, Катрина, я все равно добьюсь того, чтоб ты была моей женой.
– Это невыносимо – слушать от тебя о любви.
– Но это же правда.
– Довольно, – впервые за всю жизнь в голосе молодой Айнар прозвучал металл. – Ты можешь желать моего тела – что ж, тут всегда все было понятно – можешь желать владеть мною, как предметом, всецело, будто своей собственностью. Пусть ты считаешь, что лучший способ для этого – брак. Ладно. Только не смей говорить, что это любовь.
