Потом пришли люди, они отделали пещеру и превратили ее в чертог, достойный большого заклинательного покоя или храма. С балкончика, прилепившегося где-то посреди высоты, открывался грандиозный вид, и, пристроившись рядом со стеной, Руин убедился, что пещеру теперь использовали как храм. Вскоре он понял, что может не таиться, потому что свет, текший на застекленный балкон, исходил только снаружи, и сквозь хрусталь из пещеры его невозможно разглядеть. Зачарованный зрелищем того, что происходило в странном храме, Арман буквально прилип к одному из «окон» и замер, не обращая внимания на шорохи за спиной.
Далеко внизу плотными рядами двигались фигурки в длинных балахонах. Движение это напоминало колебание воды под действием течения, и что же эти люди делают там, молодой маг не мог понять. Посреди пола – неровного, изобилующего ступеньками и оставленными зачем-то природными валунами – располагалась огромная чаша, из которой истекал пар, плотный, как вода. Еще какой-то странный столб, похожий на ошкуренное, лишенное сучьев дерево, был прислонен к противоположной стене, и еще что-то, и еще… Руин был уверен, что он разглядел далеко не все.
Его ошеломило ощущение силы, исходящее оттуда. По стенам плясали огни, преломляющиеся в мириадах граней (многие из фигурок в длинных балахонах держали факелы), и эти искры казались ему осколками магии, наполняющей огромную залу. Магия была какой-то странной. Впитывая в себя ее отголоски, Арман с изумлением понимал, что имеет дело с чем-то странным и необычным. он знал вкус и черной магии, и белой, и здесь – нет сомнений – имел дело именно с магией… С магией.
Он, конечно, понял, в чем дело, но не стал делать никаких выводов. Да и важно ли, как назвать явление – гораздо нужнее его исследовать и, возможно, использовать. В какое-то мгновение Арман почувствовал закономерность в движениях закутанных в балахоны фигурок, а потом заметил, что плотный пар из каменной чаши уже не струится, а поднимается столбом к куполу. «Они проводят какой-то обряд, – подумал молодой маг. – Именно для того, чтобы накопить силу, эту странную силу, у которой нет названия».
Он раскинул руки и прижал ладони к хрусталю. Потому в переплеты и был вставлен хрусталь, а не стекло. Хрусталь лучше держится при контакте с магией, в отличие от стекла, которое просто растекается лужицей. Но он не помешает контакту мага с энергией прямо сквозь него. Руин умел обращаться с хрусталем, который являлся одновременно простой кристаллической и сложной магической структурой, умел вытягивать энергию сквозь него, а также и из него, если она там была.
– Эй, с тобой все в порядке? – заволновался Мэлокайн. – Смотри, что тут есть…
– Подожди, – пробормотал Руин сквозь зубы.
Сложнее всего было подключиться к источнику. Сила клубилась над чашей, как облако, концентрация ее была такова, что при неосторожном обращении с нею маг просто мог перестать существовать. Как схватка двух неравных сил, где побеждать должен сильнейший, так и поединок чародея с источником энергии по логике был предрешен. Но здесь, как всегда, в действие вступал неучтенный фактор – воля. Средоточие силы было лишено воли, поскольку не обладало душой, и здесь человек мог рассчитывать на небольшое, но преимущество.
Впрочем, такое ли оно небольшое? На человеческой воле держится весь мир, населенный людьми.
Руину никогда не приходилось сражаться с источником такой живой мощи, но одновременно он чувствовал удивительное сродство с этой силой. Это сродство изумило его самого и тем наитием, которое одно и способно найти для человека гениальный ход. Руин немедленно перестал давить и попытался с уверенностью призвать силу к повиновению.
Он развел руки еще шире и теперь, казалось, был распят на плоском куске хрусталя. Ему представлялось, что собственная воля вывернула его наизнанку и распластала по кристаллическим «стеклам» балкончика. Но зато теперь он был единым целым с энергией, превратившейся уже в густо переливающийся всеми цветами радуги столб. Теперь он уже упирался в купол пещеры, и его сияние могло бы ослепить… Но лишь того, кто сумел бы увидеть.
Руин и сам не заметил, как погрузился в силу с головой. Теперь она существовала лишь для него, а он – для нее, и это было сладостно, как любовь с первой в жизни мужчины женщиной. Но даже в подобном забвении наслаждения Арман не терял контроля над собой. Давным-давно, после того как юноша без разрешения наставников и отца искупался в дворцовом источнике и с трудом уцелел, но вскоре понял, в чем суть его ошибки, он начал учиться всегда контролировать себя. Молодой маг весьма скоро осознал, что сделал свое тело пристанищем самой стихии, которая, вырвавшись на свободу, способна смести с лица земли и людей, и строения – словом, все. Стоило Руину зайтись в ярости или как-то иначе выйти из состояния равновесия, как скрепы контроля слабели, и он буквально ощущал опасность, которую представляет собой. Потому он и не позволял себе потерять контроль над собой.
И сейчас его сознание оставалось трезвым, а чувства – холодными. Он вбирал в себя силу, а она не иссякала, и провальский принц лишь изумлялся, как много магии смогло войти в него. Он уже не мог остановиться и не хотел, потому что с каждым мгновением зрение его становилось все многограннее, слух – все более объемлющим, чувства – обостреннее. Ему казалось, он обновляется. Ему казалось, он рождается заново.
Одновременно он понял, что имеет дело с такой магией, с которой тот же Мэлокайн никогда бы не справился. И не потому, что он толком ничему не учился, а потому, что по иронии судьбы у него не случилось отца – черного мага. Что-то все-таки было в пресловутой «теории серой магии», Руин всегда подозревал это. У него не было желания говорить себе: «А все-таки она существует», но только потому, что это не имело значения. Все, что угодно, можно обдумать потом.
Арман и не заметил, как вобрал в себя почти все, с чем смог соприкоснуться, и, испуганный масштабами собственных возможностей, открывшихся так внезапно, опустил руки, повернулся к Мэлу. Тот стоял рядом и смотрел на брата с тревогой и вниманием. В руке он держал разбухший заплечный мешок.
– Ты все? – бесстрастно спросил Руин.
– Ну да. Что с тобой?
– Давай-ка ноги в руки. Я сейчас спер у серых большую часть той энергии, которую они собрали сообща.
– Э-э… Но как же мы в таком случае сбежим? Ты, кажется, расшевелил осиное гнездо.
– Теперь, пожалуй, прятаться уже бессмысленно, – как бы раздумывая, произнес Арман. – В таком случае… Я поставлю портал прямо отсюда.
– Постой… Здесь же фон!
– Мне он больше не помеха.
И Руин поднял руки.
Он сам себе казался всемогущим.
Портал расцвел в воздухе, как бутон розы, распахнулся прямо перед братьями и залил голубоватым сиянием всю полукруглую залу. Никогда прежде Руину не удавалось так непринужденно и зрелищно открывать врата между мирами. Разумеется, у него хватило ума не оставлять возможным преследователям явного следа и не ставить прямой портал. Даже если хорошо замаскировать выход портала или стереть его, есть небольшая вероятность, что мастера магического анализа все-таки распутают след и вычислят, куда скрылись непрошеные гости.
