— Когда сегодня ночью молния ударит в крышу императорского дворца, вы вспомните свои слова со стыдом.
Наследник говорил с такой уверенностью, будто призыв молнии по команде был обычным делом. Исобель с трудом проглотила стоявший в горле ком. Интересно, он действительно одарен, либо безумен, либо и то, и другое?
— Только присутствующие здесь должны знать о моем возвращении. Подумайте о том, что мы сегодня обсудили, но не предпринимайте никаких действий, пока я не изложу собственный план. Вы должны дождаться моего решающего слова, понятно?
— Мы слышим тебя, — ответила дама Аканта, а остальные согласно закивали.
— Все будет так, как скажешь, — сказал Септимус. — Только не затягивай. Вот уже много лет твои союзники живут в отчаянии, они заслужили радость знания о том, что ты вернулся.
— Не волнуйтесь. Я понимаю, чем им обязан, — ответил Люций и улыбнулся.
Исобель его улыбка показалась фальшивой. Если Люций вполовину умен, как кажется, то должен понимать, что собравшиеся не сумеют долго держать язык за зубами. Каждый из них расскажет доверенному лицу или двум, взяв с них клятву молчания. А те расскажут другим, и так новость быстро распространится по городу.
Возможно, именно поэтому дама Аканта настаивала, чтобы молодой Флавиан остался во дворце отца герцога. Если даже остальные и промолчат, то сомнительно, что юнец сможет противостоять искушению. Поклонившись присутствующим, принц направился к воротам в саду в сопровождении какого-то человека, судя по нашивкам, сержанта. Наследник снова завернулся в мантию, позволявшую пройти по улице незамеченным, и пара исчезла за углом.
Следующим ушел Сальвадор. Его лаконичное прощание свидетельствовало о нежелании поддерживать новый мятеж.
Исобель с трудом сдерживала нетерпение, пока гости тихо перешептывались друг с другом, составляя планы на будущее. Постепенно все стали расходиться, и к заходу солнца в доме осталась только дама Аканта.
— Вижу твое волнение, но мы должны отпраздновать столь знаменательное событие. Наступит время, когда мы накажем Нериссу за ложь и трусость, — заявила аристократка. — Все эти годы она заставляла нас верить, что принц погиб в камере пыток, а теперь он вернулся, чтобы опровергнуть ее лживые слова.
— Мы еще не победили, — предостерегла седдонийка.
— То ли еще будет. Победа за нами, неужели ты ее не чувствуешь?
Дама Аканта казалась одурманенной, но не вином, а мечтами об уничтожении Нериссы. Императрице придется заплатить за все преступления, за то, что она оставила соотечественников в Анамуре на произвол судьбы. Глаза аристократки блестели, щеки пылали. Подобное возбуждение опасно. Так недолго и об осторожности забыть, которая помогала ей выжить все эти годы.
— Гонка не выиграна, пока не пересечена финишная черта, а лавровый венок не водружен на голову победителю. Слишком рано делить шкуру неубитого медведя. Кто празднует победу раньше времени, рискует ее потерять, — предупредила Исобель, цитируя древнюю поговорку.
— Кто не рискует, тот не знает наслаждения, — парировала Аканта.
Исобель улыбнулась и промолчала, поскольку сказать было нечего, если она хотела придерживаться роли боевой подруги, поддерживающей восстание. Лучше оставаться начеку и не поддаваться всеобщему безумию.
Когда Джосан покинул сад, Майлз последовал за ним. Друзья шли молча, не проронив ни слова, пока не выбрались из южного района, где находилась резиденция Флёрделис. Они направлялись на север, к дому судьи Ренато. Последние лучи заходящего солнца окрашивали белые здания в удивительные цвета, однако у монаха не было настроения наслаждаться прекрасным видом. Оттенки розового казались ему дурным предзнаменованием, вестниками новой бойни.
Мысли в голове Джосана путались, пока обе части его «я» старались поделиться впечатлениями о том, что видели и слышали. Люция тронула преданность последователей, в то время как монах заметил только корысть и неосмотрительность. Создавалось впечатление, что они наблюдали одну и ту же сцену через разные линзы. У каждого искаженный образ, а истина где-то посередине.
В сомнениях Сальвадора Джосан узрел единственный голос разума в толпе, видевшей только то, что ей хотелось видеть, тем не менее принц был уязвлен. Именно Люций предложил призвать Древнюю магию, чтобы произвести впечатление на сторонников, и предсказал, что молния ударит в высокую башню императорского дворца. Если бы монах остался в одиночестве, то не смог бы сделать ни того ни другого.
Не то чтобы брат сомневался в силе Люция, наоборот, он чувствовал приближение неминуемой бури — кожу покалывало, в воздухе ощущался легкий вкус меди. Однако Джосану никогда бы не пришло в голову пользоваться подобными трюками, чтобы поразить союзников. В столь серьезных вопросах люди должны руководствоваться рассудком и логикой.
Что из того, что он умеет вызывать огонь на ладони? c8мператрица Нерисса способна одним движением руки собрать тысячу отрядов, которые не ослушаются ее приказов. А это только гарнизоны в черте города. Его сила ничто по сравнению с мощью правительницы.
Когда друзья вернулись в дом Ренато, Джосан закрылся в своих комнатах. Теперь у него был личный кабинет, с того самого момента как Майлз перестал претендовать на звание ровни. Сержант занимал соседнюю спальню, ближайшую к лестнице, и спал с открытой дверью, прислушиваясь к шорохам, которые могли бы представлять собой возможную угрозу принцу. Либо же просто, чтобы следить. Вдруг Люций решит совершить еще один побег? Монах не знал, как Ренато объяснял слугам присутствие двух мужчин, его это не волновало. Пока они предоставляли ему уединение и, обращаясь, называли «милорд», можно, не задумываясь, оставаться в резиденции.
По мере того как приближалась ночь, Джосан открыл створки и стал наблюдать, как стихает шторм. Гром гремел, а вспышки молнии озаряли небо, будто бы наступил день. Из окна дворец было не разглядеть. Джосан увидел на ночном небосклоне зазубренную стрелу молнии и понял, что она ударила в нужное место. Затем тучи разверзлись, и пошел сильный ливень, но монах продолжал стоять, не обращая внимания на то, что дождь насквозь промочил пышный наряд, и наслаждался горьким триумфом.
На следующее утро судья встретил их за завтраком новостью, что во дворец ночью ударила молния, как Джосан и предсказывал. Неизвестно, произвело ли подобное представление на Сальвадора, но Ренато испытал благоговейный страх. Принц голубых кровей, нуждающийся в помощи, чтобы взойти на трон — это одно дело, а вот человек, который умеет призывать молнии по желанию, явно отмечен знаком богов. И трапеза началась с почтения, полагающегося новому положению Люция.
Майлз стал чувствовать в присутствии Джосана еще большую неловкость. Трудно было свыкнуться с мыслью, что оборванный попрошайка, перелопачивавший навоз — наследник престола. Когда-то монах называл сержанта «хозяин». Теперь солдат обращался к бывшему помощнику «милорд» вместо того, чтобы перечислять кучу чертовых титулов. Джосан нуждался в нем, но не мог больше притворяться, что между ними сохранились дружеские отношения.
