Судя по судорожным всхлипам и крикам, которые доносились до Джосана, он мог поклясться, что его привели во внутренние. Монах напряг слух, но идентифицировать голос мужчины не смог.
Интересно, какие еще секреты императрица рассчитывает от него, получить. Он и так передал в ее руки всех предателей. Неужели она подозревает, что принц кого-то защищает? Или хочет пытать его не ради информации, а в качестве наказания за преступления? Ритуальная смерть, предназначенная предателю, — явление ужаснейшее, включающее в себя семь стадий и длящееся несколько дней, в зависимости от мастерства палача. Но даже этого ей может показаться недостаточно, чтобы удовлетворить потребность в отмщении.
Ты оказался прав. Нериссу стоит остерегаться и бояться. Жаль, что я понял это слишком поздно.
На этот раз слова прозвучали так, будто Люций разговаривал с ним вслух, Джосан ответил ему в том же духе.
Как ты думаешь, что она с нами сделает? — спросил он.
Моя мать предпочла отравиться ядом, чем отправиться в эти комнаты, сказал принц. Она ничего не знала о моих планах, однако это ее не спасло.
Мне очень жаль, ответил Джосан, чувствуя отголоски печали Люция.
Я понимал, что погубил ее и не мог столкнуться с тем, что будет дальше, поэтому и убежал к брату Никосу, умоляя его дать мне убежище. Он предложил мне яду, но в его планы не входила моя смерть.
Клянусь, я не знал, что у него на уме. Внезапно монаху показалось очень важным, чтобы Люций это понял. Ученый никогда не желал судьбы принца.
Ты слишком честен, чтобы совершить подобное. Некоторое время узники молчали. Любой другой постарался бы покинуть Каристос вместо того, чтобы остаться здесь, пытаясь исправить все мои ошибки, — добавил потомок Константина.
Я поступил так, как любой порядочный человек. Думаю, ты сделал бы то же самое, будь у тебя шанс.
Ты мне льстишь, ответил Люций. Но я утратил вкус к красивой лжи.
Больше Джосан не стал говорить ничего, что могло бы показаться неискренним или снисходительным. Смешно, но, несмотря на то, что они делили одно тело, монах не знал, какими словами утешить принца. И он подозревал, что Люций столкнулся с той же дилеммой. Единственное утешение, которое они могли друг другу предложить, это факт собственного присутствия, и то в лучшем случае незначительного.
Когда дело дойдет до пыток, Джосан знал, что если сможет, то будет искать облегчения в забвении, и прекрасно поймет принца, если тот поступит так же. Нет причин страдать им обоим.
Если вдруг произойдет чудо, и Нерисса решит даровать нам свободу, то, как ты думаешь, у нас есть надежда? Шанс, что наши души можно разделить?
Вопрос показал, насколько Люций доверяет ему. Джосан имел все причины остаться в теле, которое украл, потому что оставить его значило умереть.
Нет никакого заклинания, насколько я знаю. Даже монах, совершивший магию души, не ожидал такого результата, ответил он.
Жаль, произнес Люций. Тогда, возможно, это к лучшему. Смерть для нас обоих, прежде чем мы сведем друг друга с ума окончательно.
Будь уверен, ты еще поблагодаришь Нериссу за доброту, сказал Джосан ив ответ услышал тихий смешок.
Голос принца затих, и монах остался наедине с собственными мыслями. Он очень хотел спать, но каждый раз, когда тело расслаблялось, цепи сковывали движения, и узник выходил из дремоты. Боль в мочевом пузыре росла, и он больше не мог ее игнорировать. Пришлось помочиться на пол, как это делало бесчисленное количество других заключенных до него. Преднамеренное унижение, которое должно напомнить ему, что в глазах тюремщиков он всего лишь животное. Джосан чувствовал стыд Люция, но со своей стороны ощущал только злобу. Что бы принц ни совершал в прошлом, он заслуживал лучшую долю, чем эта.
Глава 21
Когда Джосан проснулся рано утром, он был один. Ему так и не удалось крепко уснуть, но как только тело онемело от неудобства, разум отключился, и он впал в состояние близкое к трансу — и не сон и не бодрствование. Монах прислушался к себе, однако присутствия принца Люция не почувствовал. Несмотря на все обещания принца, он встречал день в одиночестве.
Джосан не обвинял Люция. Будь у него возможность, он сам бы постарался исчезнуть, сбежать, оставив бесчувственную оболочку перед пытками, которые планировала Нерисса.
Брат услышал шаги, слабый свет приближался к его камере. Двое стражей остановились за дверью. Один держал связку ключей, другой освещал замочную скважину. После долгих часов пребывания в темноте глаза не могли выносить яркого света, и когда охранники приблизились, Джосан отвернулся, чтобы не ослепнуть.
— Что... — попытался произнести заключенный, однако из горла вырвался лишь неприятный хрип. Он откашлялся, чтобы прочистить горло и попытался снова: — Что Нерисса приготовила для меня?
Солдаты сделали вид, что не слышат. Тот, который стоял с фонарем, не двигался, а второй наклонился к правой руке монаха. Тюремщик проверил оба наручника, чтобы убедиться, что они прочно закреплены. Только после этого он отвязал от пояса бурдюк с водой. Налил в ладонь немного жидкости и поднес к губам Джосана — и так несколько раз. Заключенный жадно глотал, но воду слишком быстро отобрали.
Почти все силы ушли на то, чтобы сдержаться и не начать умолять о добавке.
Потом охранники развернулись и так же бесшумно, как и вошли, удалились, оставив пленника в темноте. Возможно, именно в этом заключалось наказание Нериссы. Оставить умирать от голода и жажды, разрешая делать только один глоток жидкости, чтобы продлить страдания.
Жестокое испытание, однако у монаха крепла уверенность, что многие узники умирали смертью не менее мучительной.
По некоторым веским причинам императрице наверняка хотелось понаблюдать за его страданиями, насладиться тем мигом, когда он станет умолять о милости и перестанет узнавать своего мучителя.
Часы тянулись. Джосан слышал крики, доносящиеся из пыточных комнат, на сей раз женские. Неужели это дама Аканта или леди Исобель. Дважды темнота освещалась быстрыми вспышками фонарика, когда стражники проходили мимо камеры. Во второй раз он отчетливо услышал странные звуки, будто кого-то или что-то тащили по каменному полу тюрьмы, однако выглянуть в коридор у него не было возможности, поэтому догадки остались неподтвержденными.
Во рту все пересохло, а живот сводило от голода. Про-шел день, а может, два, когда он ел в последний раз. Время теперь не имело значения. В конце концов монах услышал шаги и долгожданный звук поворачивающегося в двери ключа. Он поднял голову и уставился на выход. На сей раз брат готов умолять, если это поможет добыть ему ценный глоток воды.
В комнату вошла императрица Нерисса в сопровождении четырех солдат.
Джосан открыл рот, но из него вырвалось лишь жалкое хрипение.
