Ректор помолчал, обдумывая ее слова.
– Хорошо. Я понял вас. И… постарайтесь сделать так, чтобы мальчик был всем доволен. Вы меня понимаете, Адиля? Абсолютно всем доволен. В конце концов, случай уникальный… – Хашим соображал, как обернуть неприятную ситуацию на пользу.
Адиля выглядела спокойной. Сиддик внимательно смотрел на свою жену и ждал. Она мудрая женщина.
– Не волнуйтесь, господин ректор, мальчик в нашей семье как дома.
– Да. Вот что, – Хашиму пришла в голову хорошая мысль. – Было бы неплохо организовать для него экскурсию по Судану. У нас есть что показать, как вам кажется? В конце концов, в прошлом мы многим обязаны русским. Пусть он увидит нас с лучшей стороны. Я даже готов продумать маршрут… моя помощница могла бы сопровождать вашего гостя в поездке… Да, именно так мы и сделаем. Марджани выглядит как любая европейская девушка. Она – прямое доказательство того, что наша страна избавляется от вековых пережитков. Решено! – ректор отключил связь.
Сиддик зашуршал газетой, аккуратно складывая ее. Глотнул остывший кофе.
– Господин ректор предлагает организовать для мальчика экскурсию по Судану, – Адиля улыбнулась мужу. – Мне кажется, с этого и следовало начинать. Мальчик пережил стресс, он один в чужой стране. Не стоит слишком загружать его учебой, пока он не поймет, что здесь ему рады.
– Ты права, – Сиддик поднялся из-за стола, ему сразу стало легче от слов жены, – ты права, дорогая. Не говори ничего нашим детям.
После его ухода женщина поднялась наверх и постучала в дверь комнаты Михаила. Там было тихо. Тогда она легонько нажала на ручку и вошла внутрь.
Мишка лежал, глядя в стенку. Он не проронил и двух слов со вчерашнего вечера. Адиля провела рукой по его волосам, он недовольно дернулся, но этот протестующий жест ничего не значил. Мальчишке было одиноко. Адиля чувствовала его состояние, как свое. С тех пор как она заболела, ей стоило больших усилий ежедневно скрывать свое растущее чувство отверженности от мира. Но ей было ради кого притворяться. А этот мальчик, похоже, действительно один…
– Женщины Востока совсем не такие, как женщины Запада. И наш мир отличается от вашего. Но законы шариата – это основа нашей жизни. Ты поймешь… Не сразу. Но поймешь…
Глава 12
Дэвид пробирался все глубже в ущелье. Ехать на постоянной скорости – а это давало единственную возможность продвигаться вперед по каменистой поверхности – было уже нельзя. В очередной раз, когда машина забуксовала и, отчаянно рыча, не смогла сдвинуться с места минут пятнадцать, археолог понял: пора принимать решение. Он заглушил двигатель. В ущелье сразу стало мертвенно тихо. Американец собрал рюкзак. До цели поездки оставалось совсем немного пути, но этот труднопроходимый участок археологу предстояло пройти на своих ногах.
Отвлекаясь от трудностей перехода, Дэвид думал, что вот когда-то здесь двигались караваны мулов. Для скалистых местностей, с узкими, опасными, почти непролазными тропинками, мулы в качестве вьючных животных считаются незаменимыми. Но сейчас археологу самому приходилось чувствовать себя, как минимум, упрямым ослом, который не желает сдаваться, хотя благоразумнее было бы повернуть назад.
С трудом передвигаясь на узкой тропе, поднимающейся над пропастью, он пошел вперед. Ступать приходилось осторожно на усыпанной мелким камнем сужающейся тропке. Если бы Дэвид изредка не поглядывал на часы, то могло показаться, что путь ведет в царство вечности. Однако уже через четыре часа его старания были вознаграждены. Он неожиданно оказался на открытой площадке, с которой, как на ладони, открывался прекрасный и величественный вид горного массива.
В лучах заходящего солнца желто-розовые скалы создавали прихотливый инопланетный пейзаж. Такой известняк называют персиковым. Дэвид снял рюкзак и несколько минут просто отдыхал, любуясь открывшимся, будто с птичьего полета, видом. Жизнь должна быть наполнена впечатлениями, чтобы перед смертью спокойно сказать: я видел то, что создал Бог, я понял Его замысел, я постиг…
Но нужно было двигаться дальше, иначе вечер мог захватить врасплох. Дэвид вытащил из рюкзака комплект альпийского снаряжения, закрепил веревку и стал осторожно спускаться, упираясь ногами в скальные выступы. Веревка была рассчитана на пятьдесят метров. Спуск оказался вдвое короче.
Внизу картина оказалась не такой радужной. Длинные тени заходящего солнца наползали на коричневые каменные выросты и арки самых причудливых форм. Кое-где на поверхностях скал цепко держались зеленые колючки, и это вносило хоть немного цветового разнообразия в однотонный ландшафт. Вокруг больших каменных монолитов низины торчала желтая безжизненная трава.
Дэвид пошел вперед. Он зафиксировал в себе растущее чувство тревоги. Ничего особенного, обычная реакция организма на огромное безлюдное пространство, простирающееся на сотни километров.
И все-таки что-то здесь было не так, что-то настораживало. В абсолютной тишине он слышал лишь шуршание гравия под своими ботинками. Вот раздался крик хищной птицы. Дэвид задрал голову и увидел беркута, спускающегося по косой линии и пугающе кричащего. Видимо, где-то невдалеке птица заприметила падаль.
Однажды ему пришлось впервые всерьез задуматься над вопросом какой-то рядовой анкеты: согласились бы вы жить вечно? Простой, на первый взгляд, вопрос. В юности каждый отвечает на него, не задумываясь: да, жизнь! Однако чем старше становится человек, тем яснее природа вещей и событий. Жить вечно, не зная, чем занять себя в ближайший уик-энд? Но тогда и тоска будет вечной, как у врубелевского Демона. Сосуд жизни можно переполнить за какое-то мгновение, за одно мгновение… Дело не в том, сколько прожить. Дело в качестве жизни. Звучит банально, и все-таки…
Так думал Дэвид, держа листок анкеты, который от него ждала, подняв глаза, пухлая молодая женщина, ведающая кадрами университета. Тестирование принимаемых на работу преподавателей было обязательным условием. Тогда он подмигнул кадровичке и поставил утвердительное «да». Да, как большинство. И никаких отклонений, как у его отца…
И вот сейчас в Дэвиде поселилось странное ощущение. То самое состояние, которое он когда-то лишь на мгновение представил возможным для себя. Пограничное состояние, равная готовность жить и умереть. Это сейчас присутствовало в нем так же явственно, как сухость во рту или слабость в уставшем теле.
– Я слишком долго ни с кем не разговаривал, – проговорил он вслух, вновь лишь ради удовольствия слышать собственный голос.
Он подумал о матери. Чернокожая женщина, чья кровь в нем смешалась с кровью его отца, никогда не испытывала страха. Она смотрела на мир другими глазами, не так, как все остальные женщины, с которыми сталкивался Дэвид.
– Йау наи даги, – говорил частенько отец, глядя на мать.
Лишь став взрослым, Дэвид нашел в справочниках расшифровку этого непонятного сочетания африканских слов. «Маленькое женское солнце» – так нежно на языке догонов называется карликовая белая звезда из созвездия Сириус. Мать умерла, солнце для отца погасло.
