– Бриллиант лежал в шкатулке или, может, в каком-нибудь сосуде? – с благодарной улыбкой вновь включилась в процесс съемки девушка.
– Нет, он был завернут в бумагу знаете, твердая такая, коричневая, в годы юности вашей мамы из такой бумаги делали конверты. И еще бумагу перевязали простой ниткой.
– А нельзя установить возраст куска бумаги и нитки? – поинтересовалась журналистка.
– Конечно можно, и даже нужно. И в ближайшее время результаты такой экспертизы я получу. Это самый верный способ узнать, сколько лет пролежал камень в тайнике, что даст, возможно, толчок к разгадке, – отчеканил в камеру Борис.
Наконец девушка получила долгожданный синхрон. По ее радостному лицу Борис понял, что отвязался.
Пока оператор и журналистка собирали свою аппаратуру, он открыл портфель и стал складывать туда бумаги со стола. Рукопись в портфель никак не хотела влезать. Борис решил поискать в тумбочке полиэтиленовый пакет, неловко бросил рукопись на стол, и из папки посыпались листы.
Один из них, как назло, упал на пол прямо под ноги девушке. Журналистка подняла лист, впиваясь глазами в текст.
– Дайте, – потребовал Борис.
– Сейчас. Занятно, – проговорила девушка и стала декламировать, читая с листа: – «Судьба говорила с моим отцом. От него зависело еще и еще раз затолкнуть Дьявола в его темницу. Но мой отец разбил печати. Он не почувствовал запаха ада и пустил Дьявола на волю…» Что это?!
– Не знаю. Я еще не дошел до этого места. Так, знакомый написал диссертацию, люблю отвлекающее чтение… – Борис выхватил листок из руки девушки.
– Странная тема для диссертации, – усмехнулась девушка: – «Эпоха магического ренессанса». Колдовство изучает ваш знакомый, что ли?
– А вы глазастая, – заметил Борис.
Он нашел пакет и спрятал туда папку с рукописью. Ему хотелось вернуться к чтению как можно быстрее.
– Профессиональное, – без ложной скромности сказала журналистка.
Оператор одобрительно хмыкнул.
Спускались по лестнице вместе, внизу, поравнявшись с постом дежурного, Борис немного замешкался. Журналистка и оператор попрощались и вышли через вестибюль на ночную улицу.
– Что-то ты долго интервью давал, смотри, жена узнает – тебе несдобровать! – пошутил дежурный.
– Да мне и без интервью несдобровать, финал один, – с горькой миной произнес Борис и отметился в журнале дежурного.
В машине он минут пять соображал, куда ему ехать. Домой или все же рискнуть нагрянуть к Конину – рассказать про кражу бриллианта в Москве? Следователь интуитивно чувствовал наличие строгой логической связи между всей разрозненной информацией, полученной за последние дни. И в то же время остававшиеся пробелы не давали возможности выстроить цельную картину. А пробелов этих было пока слишком много…
– Девчонка права, подождем до завтра, – пробормотал Борис и двинулся по направлению к дому.
Утро вечера мудренее, а завтра, возможно, появятся результаты экспертизы крафтовой бумаги, в которую завернули голубой бриллиант…
Глава 19
Жена спала, на кухонном столе она оставила возмущенную записку и кастрюльку с котлетами.
Борис закрыл дверь на кухню, включил ночник над столом, поставил перед собой тарелку с холодными котлетами и достал из пакета рукопись Конина. В ней разворачивалась история, в которую и верилось, и не верилось…
«Я со студенческих лет изучал все, что касалось феномена Распутина. И вот сейчас, когда, казалось бы, я знаю о нем, его эпохе и тайных пружинах большой и малой политики российского императорского дома, обо всех придворных страстях и сплетнях, об интригах и трагедиях практически все, я говорю: я не знаю о Распутине ничего», – писал Конин.
«В какой-то момент во мне поселилась уверенность, что все публикации о Григории Распутине следует относить к разряду мифических, а сведения о нем приходят из области легендарного… И я стал терять к ним интерес. Согласитесь, выдумками можно кормить лишь детское воображение.
Но однажды я стал свидетелем чуда. Того самого, которое воспевали древние волхвы… Того чуда, которое было под силу лишь Распутину. Однако об этом позднее, не сейчас.
А тогда, несколько лет назад, я считал, что публикации о Распутине ни на чем не основаны. Я хотел узнать правду из документальных источников. И досконально изучил дневники императрицы Александры Федоровны. Она детально описывала свою жизнь, в том числе тщательно – каждую встречу с Распутиным. Подробность записей – почти стенографическая.
Очевидно, что Распутин придерживался православных взглядов: ничего особенного, таких старцев имелось в России с десяток. Он почти не поднимал разговоров на политические темы, ничего не понимая в политике!
Я пытался смотреть глазами материалиста.
Более того, Распутин был не слишком хорошо знаком с Николаем II. С императором он лишь столкнулся несколько раз в покоях императрицы. Николай терпел его присутствие во дворце постольку, поскольку в нем нуждалась императрица. Только ради царевича. У Романовых была идеальная семья.
Императрица верила, что Распутин – экстрасенс от Бога. Он действительно облегчал страдания наследника Алексея. Немного экзальтированная Александра сама являлась источником слухов о невероятных способностях Распутина. Старец пользовал царевича сеансами гипноза и еще – какими-то порошками. Откуда, от кого у него появлялись эти порошки?
Я уверен, что их готовил врач Бадмаев.
По сохранившимся документам, из полумиллиона с лишним больных, излеченных Петром Бадмаевым, более ста тысяч относились к категории безнадежных. Диагноз доктор ставил по пульсу. Процедура длилась не более минуты. Больной получал билетик с номерами порошков, которые приобретал в аптеке, расположенной в здании его клиники-госпиталя. Пациентам Бадмаева было выдано бесплатно и продано в аптеке 8 140 276 порошков. Рабочий платил за визит 1 рубль, господа – до 25 рублей золотом.
Петр Бадмаев имел генеральский чин и высшие ордена российской империи, состоял в переписке с Николаем II, с которым дружил с юности. Его приглашали на консультации в Зимний дворец. Вся знать лечилась у него. Но при этом заниматься он мог только частной практикой, неофициально, настаивая на преимуществах так называемой «нетрадиционной медицины».
А мечтал посвятить себя Бадмаев именно врачебной науке Тибета. Все секреты ее были собраны в старинном трактате «Жуд-Ши» – первом сборнике тибетских рецептов, который Петр с братом перевели на русский язык.
Против методов, с успехом применявшихся на практике этим бурятом, восстала вся медицинская верхушка России. Профессора считали, что «тибетская медицина представляет собой не что иное, как сплетение зачаточной архаичной науки с невежеством и суеверием».
Я в своих исследованиях наткнулся вот на такой факт. В один из моментов резко ухудшилось состояние здоровья наследника, страдавшего, как известно, гемофилией. Личные врачи Алексея Романова остановить очередное кровотечение не смогли и предупредили царя, что мальчик находится при смерти.
