Народ расселся довольно плотно. Борису досталось место рядом с бабами. Бабы насупились, сделали плаксивые лица и неожиданно низкими голосами запели. Пение, больше похожее на низкий утробный гул, подхватили все, и мальчик, и Евгений Петрович Конин. Борис смотрел на поющих во все глаза…
Гудение длилось долго, оно набирало странную внутреннюю силу, росло, как ветер, собирающийся стать ураганом. Борис чувствовал: нечто большое растет у него внутри, распирает в желании скинуть с себя старую змеиную кожу – бренную телесную оболочку.
Что-то менялось в нем вместе с разрастающимся человечьим гулом. И вот уже стало казаться, будто стены полутемной комнаты раздвинулись – и слышна река, полощущая волны в крутых берегах, движение рыбы на глубине, качание на воде сплавляемых бревен, трущихся друг о друга. Слышно даже осыпание белого прибрежного песка, шуршание ворон в ягодных кустарниках, едва уловимый гул насекомых на поверхности земли и ниже – в крохотных тоннелях, где они укрываются от змей, ворон и солнца.
– У нас было, на сырой земле, претворилися такие чудеса: растворилися седьмые небеса, сокатилися златые колеса, золотые, еще огненные… – пели бабы.
Ему почудилось: открылся колодец в темный звездный космос, огромная и простая мудрость объединила и уравняла космос с мельчайшей букашкой, копошащейся на лысом бревне, уносимом водами Тобола. Все эти простые люди сейчас имели совершенно нездешнее выражение лиц. Монотонное пение их текло вне времени и вне пространства. Оно длилось целую вечность.
Борис не смел встать и уйти, он даже боялся сделать хоть какое-то движение, чтобы размять затекшие руки и ноги, и чувствовал сейчас больше, чем понимал.
Наконец Борис ущипнул себя вялой рукой – и будто очнулся, стал с любопытством разглядывать поющих. Постепенно их взгляды как бы стекленевали, упирались в одну невидимую точку. Гул нарастал все быстрее и быстрее…
Вдруг раздался сильный хлопок. От резкого звука Бориса дернуло, словно от удара током: это хлопнула дверь и разбилось стекло в оконной раме. У следователя по телу побежали мурашки. Ему явственно показалось, что в комнату вошел кто-то невидимый.
– Дух вошел, дух вошел, – пробежал шепот между бабами.
Тут же медленно, будто в трансе, поднялся один из гудящих мужчин. Довольно косолапо, в неспешном ритме, он стал делать движения, отдаленно напоминающие русскую плясовую. Вслед за ним один за другим начали подниматься остальные. И мужики, и бабы закружились, кто сам по себе, кто – соединившись руками в одном вихре. Лица у всех были мокры от слез. Борис тронул свою щеку – у него, как и у всех, слезы катились градом.
Тут он заметил, что кружащиеся, словно дервиши, танцоры соединяются в общий хоровод, а внутри хоровода закрутился Конин – с бледным отрешенным лицом, вряд ли соображая, что с ним происходит.
К Евгению Петровичу присоединилась баба, которая спрашивала Илюшу о Борисе, когда тот переступил порог дома. Баба завертелась, как заведенная юла. Борису захотелось перекреститься.
– Галки летали, Бога призывали. Галки-хохотуши – спасенные души. Воробьи-пророки – шли по дороге. Нашли они книгу. А что в той книге? Описано тамо – совершая само! – закричали речитативом несуразицу присутствующие.
А краевед, взмахивая руками, будто крыльями, неожиданно звучно стал выкрикивать и вовсе нелепое:
– Драната гандра! Капил астра шантра! Шанкара фуруна! Маи девилуша!
Вот мужик, кружащийся рядом с Кониным, вытащил откуда-то хлыст и стал хлестать себя с остервенением, разрывая в клочья рубаху и кожу. Скоро он весь был в крови…
– Хлыщу, хлыщу, Христа ищу! – завопили бабы и мужики и начали подставляться под плеть.
Дикий танец и неистовые выкрики становились все быстрее, громче, все более пугающе звучали голоса. Борису стало казаться: все вокруг движется на пределе человеческих возможностей… Рядом отчетливо слышалось чье-то вытье. Ему захотелось выскочить из дома, почудилось, что, если задержаться здесь еще хоть на миг, душа его выскочит вон – и он упадет на месте замертво…
И вдруг раздалось спасительное пение петуха. Горластый петух прорезал всю эту буйную вакханалию, как нож масло. Тут же рухнул на пол как подкошенный Конин. Следом, как мешки, повалились остальные.
Онемевший от ужаса Борис увидел единственного сидящего у противоположной стены маленького человечка. Илюша смотрел на него не моргая и не отрываясь. И было в этом взгляде что-то совсем недетское.
Следователь глянул на лежащих как попало мужиков и баб, еще раз кинул взгляд в огромные глаза Илюши… И провалился в черную бездонную яму.
Он проснулся в полдень от крика все того же петуха, лежа на лавке в той же комнате. Комната была пуста.
Следователь вскочил, решив, что у него случилась галлюцинация. В распахнутое окно доносились обычные деревенские звуки, смешанные с криками людей, мычанием коров и лаем собак. По улице проехал-протарахтел мотоцикл.
Борис на шатающихся ногах прошел по горнице и толкнул дверь в соседнее помещение. Там на стол накрывала симпатичная молодая женщина. В углу все так же сидел и пасмурно хмурился Конин. Краевед изучающее посмотрел на Бориса, будто желая с одного взгляда уловить, что тот думает и чувствует.
– Добренькое утречко, – проговорила нараспев бабенка, – завтракать садитесь.
Борис, решив ничему больше не удивляться, сел. К столу из коридора подбежал Илюша, схватил стакан с молоком и залпом выпил.
– Холодное же! Горлышко заболит, – сказала баба.
Мальчишка выскочил на улицу, громко хлопнув входной дверью.
– Озорник, – любовно произнесла женщина. – вы, может, умыться хотите? Рукомойник у нас во дворе.
– Я провожу, пойдемте. – Краевед в готовности встал из-за стола.
Борис и Евгений Петрович вышли во двор. Конин молча подвел следователя к умывальнику, приколоченному к стене у бочки с водой. Рядом на гвозде висел ковш. Конин зачерпнул воду, плеснул в умывальник, Борис от холодной воды понемногу стал приходить в себя.
– Все вопросы после. Вернемся в город вместе, – вполголоса проговорил краевед, подавая полотенце.
Глава 3
Алексей ехал, выбирая окольные пути.
Нина молчала, время от времени поглядывая на него. Она ждала, когда он наконец заговорит. Но не выдержала, начала первая.
– Вы с Андреем давно знакомы?
Чемпион кивнул:
– Лет пятнадцать. Оканчивали московское училище олимпийского резерва. Только я раньше. Нина, мне нужен подробный отчет о твоих действиях в тот вечер в Гостином Дворе.
– Зачем? Я уже рассказывала. Андрей подрался, у него был разбит нос. Его повели к умывальнику, я побежала за ним…
– Это я знаю, – кивнул Алексей. – Ладно, спрашиваю прямо: ты свою сумку нигде не оставляла? Она с тобой была все время, пока ты там утирала ему нос?
