– Не важно, просто положись на меня. Возможно, потребуется некоторое время, чтобы освободить тебя из стеклянной тюрьмы. Я возьму тебя на Диомеду, может быть в Скалтикар. Там есть люди, которые знают, как тебе помочь. Я… Девять, твой образ тает.
– Энергия, поддерживающая портал открытым, заканчивается.
Снаружи, на палубе, члены экипажа обнаружили мерцающую, нереальную медузу. Существо казалось мертвым и призрачным. Оно лежало на палубе без движения. Когда его попытались скинуть в воду, наружу посыпалась груда мелкой рыбешки, тоже странноватой на вид.
– Эфирная рыба, – Феран почесал затылок. – Похоже, дохлая.
– Я слышал, что они редко и очень медленно размножаются, но убить их практически невозможно, – заметил Норриэйв.
– Да, они питаются эфирной энергией, а затем используют ее для самозащиты. Однако эту тварь просто высосали начисто.
Когда на рассвете горизонт прояснился, команда Ферана обратилась к капитану с просьбой вернуть прежнее название корабля – «Лунная тень».
– Похоже, что смена название принесла нам неудачу, – объяснил Хэзлок. – Огненные круги и все такое.
Феран недоверчиво смотрел на старого товарища:
– Ты хочешь сказать, что целый континент был выжжен огнем лишь потому, что мы изменили название этой славной плавающей бочки с парусами? – поинтересовался он язвительно.
– Ну знаете… Ничего такого не случалось, пока корабль носил имя «Лунная тень».
Феран покачал головой и широко развел руками:
– Почему бы и нет? Люди, чьего пристального внимания мы хотели избежать, больше не существуют.
Моряки бодро взялись за дело. Получившая прежнее имя «Лунная тень» не имела припасов, достаточных для нескольких недель в открытом море, но на первых порах проблем не возникало. Вокруг всплывало множество умирающей рыбы вперемешку с обугленными останками других кораблей. Небо было закрыто коричневатой, мерцающей дымкой, а интенсивно окрашенные закаты казались напоминанием об огне, уничтожившем тысячи жизней.
Каждый из семи членов экипажа и двух пассажиров по-своему переживал гибель континента. Боцман, уроженец Акремы, не потерял в катастрофе никого из членов семьи. У Веландер давно не имелось в живых никого из родни. А вот Терикель внезапно осталась без ордена, без ранга, без семьи, без друзей. С каждым днем она все глубже погружалась в пучину горя и одиночества. Облегчение от душевных страданий приносили только приступы морской болезни, которые на время избавляли ее от других мыслей. Феран горевал о множестве знакомых ему женщин, но, судя по всему, неплохо утешался в обществе Терикель. У Хэзлока было много друзей в различных портах Тореи, и он пытался обрести спокойствие, рассказывая о них всем и каждому так, словно надеялся еще встретить их живыми. Корабельный плотник вырезал из деревянных брусков портреты жены и детей. Чаще всего он и выслушивал рассказы Хэзлока, молча занимаясь резьбой. В качестве материала он использовал куски сожженных кораблей, которые подбирал в море. Двое других матросов, Хейндер и Мартак, непрерывно играли в карты, если только не находились на вахте, не ели и не спали.
Ларон оставался самым невозмутимым из членов экипажа, но даже он часто смотрел в сторону скрывшегося из вида погибшего континента, если не был занят делом. Сперва он трудился весьма усердно, но примерно через неделю стал вялым и рассеянным. И это состояние постепенно усугублялось. Как всегда, когда Мираль уходила за горизонт, он скрывался в каюте, и оттуда не доносилось никаких звуков, словно она была пуста.
– Наверное, у него на Торе была возлюбленная, – высказал предположение Хэзлок, наблюдая за искусной работой плотника.
– И кто бы это мог быть? Никогда не видел его с женщинами.
– Зачем он клеит эту нелепую бороду? Он никого не может одурачить.
– Он вообще странный какой-то. Такой отличный ученый и офицер, а выглядит как мальчишка лет четырнадцати.
– Не удивлюсь, если он девственник.
Однажды утром Ларон сидел на обычном месте, на перевернутой килем вверх спасательной лодке, когда Терикель появилась из каюты капитана. Она зажмурилась, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, сделала несколько глубоких вдохов, а затем прошла к ограждению. Едва она успела перегнуться через борт, как ее вырвало. Через некоторое время она медленно прошла по чуть заметно раскачивающейся палубе и присела рядом с Лароном.
– Счастье, что у нас так мало еды, – заговорила Терикель. – Мне от немного приходится избавляться.
– У каждой неприятности есть своя светлая сторона, – отозвался Ларон, плотнее обхватывая руками тощие колени.
– Мне порой хочется броситься прямо в океан, – призналась Терикель.
– Смерть не решает проблемы, – сухо ответил Ларон. – Она столь неизменна.
– Откуда ты это знаешь? Когда-нибудь приходилось быть мертвым?
– Да.
Терикель приняла его ответ за шутку. Она глубоко вздохнула:
– Мы одни во всем Плацидийском океане. Нашей родины, оставшейся позади, больше нет, а впереди ждут только невольничьи рынки Акремы. Те, кого я любила, стали прахом на ветру. Я разделяю ложе с юношей, обладающим темпераментом кролика, которого год продержали взаперти. Каждый раз, когда я выхожу на палубу, я встречаю ходячее презрение, по иронии судьбы это единственная сестра по ордену Метрологов, в спасении которой я уверена. На судне едва хватает продовольствия для легкого завтрака, Гелион в восьми неделях пути, если он вообще еще существует, а единственная моя перемена одежды сшита из парусины.
– Ну, во всяком случае, ты сохранила чувство юмора, – парировал Ларон.
Терикель еще раз вздохнула:
– Смерть – это избавление. Мертвые счастливее нас.
– Я не так уж в этом уверен.
– Феран хочет одного: совокупляться ночи напролет. Можно подумать, что он совсем не нуждается в том, чтобы спать! Навигатор, я потеряла мою семью, орден, друзей, все, что было у меня на Торее. Я хочу предаться горю, но нужно остаться в одиночестве. Феран только что сказал, что это его корабль, а лучший способ забыть о бедах – непрерывно болтать о том, что случилось с Тореей.
Ларон повернулся к ней, оставив часть бороды на колене, обнажив подбородок:
– Если тебе угодно, моя каюта…
– Навигатор!
– В твоем распоряжении, когда я не пользуюсь ей сам.
Терикель сглотнула, затем рассмеялась, испытывая неловкость:
– О, прости. Я… Да… Спасибо… Это очень галантно. Я тронута.
Ларон заметил лежащие на колене пряди, облизал и прилепил назад, к подбородку. Терикель хотела было поцеловать его в щеку, но он отшатнулся, а в следующее мгновение с гибкостью кошки вскочил на ноги.
– Я должен переговорить с Фераном, – пробормотал он и поспешил прочь.
Несколько минут спустя Терикель лежала в крошечной каюте Ларона, едва превышавшей по размеру пару гробов, вертикально поставленных один на другой. Через некоторое время в проеме показалась фигура навигатора.