К стулу на круглой площадке была привязана женщина, и все придворные со своих мест могли ее видеть. На ней оказался костюм исполнительницы танца живота, и перед ней стояла очень большая свинья, которую герольд держал на красном поводке. Свинья вот-вот готовилась схватить с тарелки ореховые пирожные — предмет особой гордости Уоллеса. Герольд ударил жезлом об пол.
— Охлажденный медовый крем и кокосово-миндальное печенье с кусочками шоколада, — объявил он, и придворные захлопали в ладоши.
На каждый стол несколько лакеев одновременно поставили подносы. Также принесли отдельный поднос без крышки для свиньи и положили его на пол. Свинья начала пожирать печенье, а женщина закричала от возмущения сквозь кляп во рту. Некоторые из придворных засмеялись и захлопали в ладоши.
— Ах, наш принц Далзори, он иногда превосходит сам себя, — гордо сказал распорядитель.
Оцепенев от потрясения, Уоллес посмотрел на столы и заметил, что все странно одетые, а чаще вовсе раздетые гости уже еле двигались от переедания. Селфорд в неброском черном шелковом одеянии, улыбаясь, сидел на троне и медленно попивал из стакана воду. Уоллес оглянулся на женщину, которая показалась ему знакомой. Когда-то она обладала хорошей фигурой — но сейчас располнела. От сострадания к несчастной, словно от острой боли, Уоллес почти согнулся вдвое.
— Кто это? — тихо спросил он.
— О, великая волшебница Уэнсомер, — ответил распорядитель.
— Но что она сделала?
— Устраивала слишком много пирушек и оргий, которые считались лучшими, чем у принца. Не беспокойся, приблизительно через месяц ей скажут, что произошла большая ошибка, свинью посадят на вертел, а высокоученую Уэнсомер пригласят на праздник.
Когда Уоллес ушел с балкона, его голова кружилась. Певец упустил в своем досье то, что, хотя Уоллес Бейкер и был трусом и уличным невежей, он оказался способен на храбрые, не эгоистические поступки. Снова вспомнив о Уэнсомер, он исчез за углом.
Уже давно стемнело, когда Эндри и Веландер наконец решили вылезти из постели, помыться и одеться. Эндри заметил, что от Веландер пахло розами и мускусом, и она надевала чистое, выглаженное белье.
— Ларон спас меня от смерти. Показал мне, как выжить. Ты спас меня от бессмысленного существования. Заставил меня захотеть жить. Снова. Сегодня ночью будет нечто особенное.
— Еще более особенное, чем было у нас весь день? — засмеялся Эндри. — Это невозможно.
— Нет. В предыдущие дни Мираль чаще всего был внизу. Я жива.
— Не уверен, что понимаю тебя.
— Ты видишь, что я живая. Мираль поднимается — я дракон. Тело мертво, но я двигаюсь, говорю, кровь теплая. Все благодаря эфирной энергии. Сделай из меня что-нибудь. Без тела. Дракон в виде Веландер. Или, может быть, дракон в виде дракона.
— Эй, он убьет меня? — спросил Эндри, из всех сил стараясь понять.
— Драконы-наставники говорят «нет». А сейчас пойдем вниз по улице в таверну, взявшись за руки. Люблю, когда ты играешь на ребеке. Я послушаю.
— Мой ребек! Вчера ночью Эссен сказал, что возьмет его, ведь я едва стоял на ногах.
— Тогда пошли искать Эссена. Время есть.
ГЛАВА 10
РОЖДЕНИЕ ДРАКОНА
Погода в тропиках была скорее переменчивой, нежели совсем плохой. Терикель миновала побережье Тореи на высоте двадцать тысяч футов, повинуясь воздушному течению, которое относило ее на восток или, точнее, на северо-восток. Под ней лежали облака, постепенно превращающиеся в грозовые тучи. Их было много. Терикель начала медленно набирать высоту, понимая, что гроза могла подняться выше, чем та высота, где она еще могла дышать.
Лететь как дракон — это словно ехать на лошади. В руках оказывалось больше силы, чем прежде, и для этого не нужно было ничего делать. Словно лежишь в постели. Терикель подумала о волшебнице, которая научила ее летать. У Уэнсомер были проблемы с весом, поэтому ей не нравилось выбираться из постели до полудня, и она страдала от склонности к чревоугодию. С одной стороны, Уэнсомер казалась последней, кто бы стал учиться летать, но сейчас Терикель поняла, что это являлось легким и расслабляющим занятием. Именно поэтому волшебница любила его. Расслабление тоже было большой проблемой. Заснешь — и заклинание, не прикрепленное к чему-нибудь материальному, могло исчезнуть за полчаса. Если летишь достаточно высоко, то хватало времени на создание новых крыльев. Но просыпаться было делом рискованным и опасным.
— Терикель!
Заклинание произносило ее имя каждые пятнадцать минут. Она совсем не спала, но полное спокойствие считала непозволительной роскошью. Все могло закончиться очередным долгим падением. Небо потемнело, когда солнце скрылось за горизонтом позади нее. Облака под Терикель озарились красными, оранжевыми, розовыми и золотыми вспышками, вдалеке мелькали белые, фиолетовые и иногда зеленые молнии. Терикель лениво приземлилась, чтобы посмотреть на закат солнца, затем сделала круг и полетела дальше.
— Терикель!
Цвета позади нее поблекли, но молния блистала по-прежнему. Терикель была в тропиках, и Уэнсомер говорила ей, что раскаты грома могли подняться туда, где… Она попробовала провести в уме подсчет. Шестьдесят тысяч футов. Она могла дышать на расстоянии лишь в тридцать тысяч футов, и, кроме того, это оказалось в три раза выше ее нынешнего положения. Нужно обойти стороной раскаты грома, перелететь их невозможно.
Появились звезды и Лупан. Терикель собралась с духом и направилась вперед. До Дакостии даже по самым надежным картам и схемам, которые она изучала, было семь тысяч миль. Над океаном. Океан Бесконечности оказался и в самом деле огромным. Его длина превышала двенадцать тысяч миль с юга до экватора — половину всего мира в обхвате. Его мало исследовали, никто не хотел туда плыть. Даже до торейских бурь ни один человек не пересекал Океан Бесконечности. Полет может расслаблять, но если летишь долго, то болит все тело.
— Терикель!
И все-таки она станет первым человеком, который перелетел через Средний Океан Бесконечности. Кто-нибудь другой может попробовать пересечь Южный Океан Бесконечности. Там, где не было ни пяди земли, бушевали ураганы, с ревом носясь над Оксиданическим океаном и сталкиваясь друг с другом в проливе Страха. Это стало обычным явлением. Во время торейских бурь небо и земля словно перемешивались. Казалось, наступал конец света.
Терикель поднялась к звездам и взглянула вниз. Наклонив крылья, она скорректировала свой курс и впервые позволила себе забыться коротким сном. Дальше предстояло лететь с подобными передышками в течение следующих восьми дней.
— Терикель!
Она вздрогнула и проснулась, затем восстановила в сознании образ крыльев. И снова задремала.
Терикель летела уже пять дней, когда заметила Стену Драконов. Начинался вечер, и океан внизу был затянут облаками. Из-за заката они мерцали словно большой лес из светящихся темно-красных деревьев, и Терикель собиралась снова вздремнуть, но вдруг заметила, как озарился весь восточный горизонт.
