— Ах да, спасибо за предупреждение! — воскликнул стражник, который тут же отступил в сторону и указал на ворота:
— Вы двое, пошли вон!
Эндри и Уоллес не прошли и четыреста ярдов от западных ворот Палиона, когда начались трудности.
— Эти лямки от сумки врезаются мне в плечи, — заворчал Уоллес.
— Ты нес ее по всему городу и не жаловался, — ответил Эндри.
— Да, но… она не была такой тяжелой, и я мог сесть и отдохнуть, когда становилось совсем тяжко.
— Ну ладно, потерпи. Нам нужно скрыться из поля зрения стражников, чтобы кто-нибудь опять не решил, что нас нужно проверить.
Они прошли еще четверть мили.
— У меня болит левая нога, — пожаловался Уоллес.
— Так ты же идешь, это неудивительно, — сказал Эндри.
— Может, остановимся и отдохнем?
— Нет! Мы еще и на полмили не ушли от ворот.
— Полмили? Да тут все пять! Ты же моряк, откуда тебе знать, что это лишь полмили?
— Вон посмотри на тот белый камень впереди, на нем надпись: «Палион. S мили».
Они прошли еще четверть мили.
— Не верится, что мы не дошли еще даже до первого камня с обозначением целой мили, — жаловался Уоллес. — Кажется, время остановилось. Какой-то злой маг запутал нас. Или, вероятно, этот камень просто украли.
— Не говори чепухи, Уоллес, он весит полтонны!
— Наверно, похититель обладает недюжинной силой.
— Спорим на медную монету, мы пройдем его через пару минут.
— Давай!
Эндри показал на белый камень в отдалении, потом спросил Уоллеса насчет своей монеты.
— Чертов землемер, неправильно пометил расстояние, — пробормотал Уоллес.
— Я считал шаги, все правильно: мы прошли приблизительно полмили.
Возле белого камня у Уоллеса началась истерика.
— Такое ощущение, что в мои пятки впиваются гвозди из сапог — стонал он.
— Это волдыри, у меня они тоже есть.
— А в левой икре спазмы!
— Ну, так бывает во время ходьбы.
— Больно!
— Ты знал, что торейские мили в два раза длиннее наших, акреманских?
— Заткнись!
— Тебе надо больше ходить.
Возле столба с обозначением двух миль по обеим сторонам дороги раскинулась небольшая рощица, и Эндри разрешил отдохнуть. Уоллес жадно припал к бурдюку с вином. Эндри выпил немного воды, затем взял топор у Уоллеса и срубил длинную прямую ветку одного из деревьев, затем очистил ее от листьев и сучьев.
— Ха, тебе нужна опора, — фыркнул Уоллес. — Твои ноги моряка не привыкли ходить по земле.
— Мне нужно оружие, — объяснил Эндри. — Это будет подходящая дубина.
— Оружие простолюдинов! — засмеялся Уоллес. — Благородные носят топоры.
— А ты знаешь, как пользоваться топором?
— Я… ммм… ну вот, теперь ты об этом…
— Я могу дать тебе пару уроков.
— Нет! Ничего, что потребует от меня встать, пожалуйста.
— Боюсь, тебе в любом случае придется вставать. Нам нужно идти.
Уоллес сделал еще несколько глотков вина из бурдюка.
— Просто так будет легче, — объяснил он.
Когда они прошли пять миль, Уоллес почти разрыдался и умолял остановиться на ночлег. По расположению солнца на небе Эндри понял, что было около девяти часов утра. Уоллес споткнулся на обочине дороги и тяжело упал. Он корчился на земле, крича от боли в ногах. Эндри делал Уоллесу массаж ног, пока тот снова не смог стоять, и затем сдался и решил сделать перерыв. Прихрамывая, Уоллес дошел до крытого стога сена и лег, не снимая сумку. Он тут же заснул.
Эндри проверил, что Эллизен положила в его сумку. Там были чернила, вычурное одеяло с надписью «Дом Отдохновения мадам Джилли», вышитой красным на уголках, маленький коврик, разнообразная еда и небольшая книга.
— «Альманах странника в сарголанской империи», — прочитал громко Эндри. Он съел немного хлеба и вернулся к книге. После того, как Эндри все снова уложил в сумки, он позволил себе немного вздремнуть. Около полудня их разбудил фермер, обнаруживший Уоллеса, безмятежно спавшего на его сене. Фермер взял дубину и прогнал путешественников обратно на дорогу.
— О, моя голова, — простонал Уоллес, когда только фермер скрылся из виду.
— Моя тоже болит, и даже не из-за похмелья, — сказал Эндри.
— Хочу умереть, — ворчал Уоллес.
— Пять миль, — ответил Эндри. — Посмотри назад, увидишь легкую дымку. Мы ушли из города.
— Я был в таверне… — начал было Уоллес, но он точно не помнил, что происходило прошлой ночью.
— Знаешь, мы можем неплохо сыграть: я на ребеке и ты на лире. Помнится, один раз, когда мы начали бренчать, не потребовалось покупать выпивку для четверых из нас.
— Да, многие танцевали тогда, в таверне. Пели. Розелль танцевала на столе. Официантка увела меня оттуда, чтобы осушить вдвоем бочку.
— И оставила меня одного играть в течение получаса.
— То была самая лучшая бочка, — засмеялся Уоллес. И вздрогнул от боли.
— А что с Розелль? — спросил Эндри.
— А что с ней?
— Казалось, ты ей нравился.
— А, просто девка. Переспал с ней в конюшне.
Эндри обдумывал его слова в течение следующих ста шагов и пришел к изумительному заключению — изумительному потому, что раньше так всегда говорили о нем самом.
— Уоллес, ты знаешь, что ты подонок?
— Что? Что ты несешь? Отстань.
— Так…
— Нет! Знаешь, я могу бросить тебя, иноземца, одного в сарголанской глуши. А тебе нужен проводник и переводчик.
Он изогнулся от боли — лямки натерли ему плечи, но вскоре он понял, что можно немного облегчить страдания, если опустить сумку пониже.
— Хотелось бы знать, сколько еще до Логьяра? — сказал Уоллес, размышляя вслух.
— Пятьсот миль.
— Пятьсот! Но почему, почему это в сто раз больше, чем мы прошли за весь день!
— Сейчас еще даже не вечер.
— Откуда ты знаешь, что пятьсот?
— Эллизен дала мне альманах странника.
— Ха! Не сомневаюсь в том, что ты ей дал — ха-ха!
Эндри со всей силы ударил Уоллеса между ног. Тот тяжело упал.
— Ну-ка, думай о дороге, — сказал Эндри, помогая ему подняться.
Лишь через полмили Уоллес смог идти в ногу с Эндри. Они шли молча до столба с отметкой «6 миль».
