— Знаешь, я пойду только до Глэсберри, — решил Уоллес. — Хороший, большой город. Сколько до него?
— Двести миль, — ответил Эндри, испытывая злобное удовлетворение.
Уоллес нахмурился и некоторое время обдумывал этот неутешительный факт.
— А большой провинциальный город Кловессер?
— Сто восемьдесят миль.
— Вот черт, когда ближайшая деревушка?
— Ну через семьдесят миль. Если будем делать поменьше привалов, дойдем через два дня.
— Так значит, сейчас мы делаем много привалов?
— Делать поменьше привалов — значит, что в течение дня необходимо быть на ногах восемнадцать часов и делать остановки только для сна и по малой нужде. Есть на ходу, пить на ходу и не останавливаться во время дождя, снега или из-за похмелья.
— Но ведь на этой проклятой дороге должен найтись какой-нибудь постоялый двор! — взвыл Уоллес.
— О да, он называется «Отдых от счета миль».
— Глупое название для постоялого двора.
— Это у столба с отметкой в двадцать миль.
— Двадцать миль! — закричал Уоллес. — Это в четыре раза больше, чем мы прошли.
Начался дождь.
Обычно путники начинали появляться в таверне, чтобы перекусить или просто выпить, не раньше часа дня. Поэтому в «Капризном Страннике» было пусто, когда туда вошла Терикель. Она направилась к камину и погрела руки перед пламенем. Когда старейшина повернулась, чтобы погреть спину, она увидела рядом с собой Ларона и Веландер.
— Высокоученая старейшина, — сказали они хором, одновременно кланяясь и приветствуя ее.
— Ларон, — начала Терикель, сделав шаг вперед и остановившись. Прошло почти сто и шестьдесят дней с тех пор, как старейшина последний раз видела его, и Ларон сильно изменился с тех пор. — Ты выглядишь… э-э… — начала она напряженно.
— Живым, высокоученая старейшина? — подсказал Ларон.
— Я хотела сказать… очень хорошо. На самом деле, просто отлично. Очарователен, энергичен и потрясающе галантен.
— Благодарю тебя, высокоученая старейшина, но мне по-прежнему пятнадцать, — ответил Ларон.
— Хотя живешь уже семьсот лет.
Веландер немного отошла в сторону, когда Терикель и Ларон обнялись.
Терикель заметила, что его кожа была действительно снова теплой, а лицо — чистым, без прыщей и угрей, которые не исчезали в течение семи веков. Они сидели перед огнем, пока Веландер рыскала среди теней в другом конце таверны — возбужденная и голодная.
— Но как Веландер стала такой, каким ты был некогда? — спросила Терикель. — Я имею в виду, разве она не умерла? Когда я находилась в Диомеде, я разговаривала с теми, кто видел ее тело. В нем определенно не было никаких признаков жизни.
— Да, но я слышал о чудесах и волшебстве, происходящих именно в тот самый момент между жизнью и смертью. Я видел, как блуждала тень Веландер, освободившаяся от всего, что связывало ее с нашим миром. Другой маг не смог бы сделать ничего, только пожелать доброго пути, но я существовал в тех пограничных сферах уже семьсот лет. Веландер была очень слаба, ее жизнь оказалось спасать слишком поздно, однако оставалась возможность сделать… кое-что опасное.
— Получилось?
— О да. Теперь Веландер мертва, но она с нами. Кровь других питает ее, их энергия дает ей силы. Когда Мираль опускается ниже линии горизонта, Веландер должна лежать подобно мертвой, но в остальное время она может ходить и говорить, как и все мы.
— Ты превратил Веландер в такое же существо, каким сам был когда-то?
— Да, но я действовал из благих побуждений, — ответил Ларон.
— Так она убивает людей?
— Да, но только тех, кто причиняет другим страдания.
— Очередной реформатор вампирского общества, — вздохнула Терикель, кладя руку на лоб и потерев левый висок.
— Ларон научил меня галантности, — слышался голос Веландер из другого конца комнаты. — Я питаюсь только теми, кто…
— Они что-то дают, и поэтому считаются добропорядочными гражданами? — осмелилась сказать Терикель.
— Ну да.
— И недостатка в них нет, — добавил Ларон.
— О, Вел! — воскликнула Терикель, вставая и раскрывая объятия.
— Не надо обнимать, пожалуйста, — сказала Веландер, тут же сделавшая шаг назад. — Я себя контролирую, но не стоит испытывать судьбу.
Терикель снова села, наощупь найдя стул. У нее кружилась голова. Веландер превратилась в существо, чья плоть была холодной, мощь равнялась силе пяти мужчин, а кровь других была ей жизненно необходима. Она не могла сдвинуться с места, даже когда огромный диск Мираля с кольцами опустился за горизонт. Однако из всех людей континента Акрема Веландер и Ларон оставались единственными, кому Терикель доверяла больше всего.
— Чем займемся? — спросил Ларон, решив прервать затянувшееся молчание.
— Я должна дойти до гор Кейпфанга, — ответила Терикель, опуская подбородок на руки.
— Это очень просто, как обычно, — сказал Ларон. — Отряд копьеносцев — вот с чем у меня ассоциируется поход туда. Ты можешь ехать верхом?
— Нет, — произнесла Терикель.
— Ох. А топором владеешь?
— Я когда-то рубила лес.
— А копьем пользовалась?
— Никогда.
— Ладно, не обижайся, старейшина, но есть что-нибудь среди твоих умений, что может быть полезно, раз уж у тебя нет опыта ношения доспехов?
— Я немного понимаю в медицине.
— Это уже что-то, — заявил Ларон. — Но тебе нужно научиться ездить верхом. Может, стоит сегодня попозже зайти в конюшни, узнать самое элементарное и взять пару хороших уроков верховой езды. Экспедиция в Кейпфанг отправляется через неделю, поэтому у нас времени предостаточно. Почему ты хочешь туда?
— Там живут люди, очень умные люди. Мне нужно поговорить с ними о Стене Драконов, так что… Возможно, было бы лучше, если бы я тебе не рассказала, все очень трудно и сложно. Стену Драконов введут в действие через два дня. Я хотела не допустить этого…
— Остановить активацию Стены Драконов? — воскликнул Ларон. — Величайшего магического проекта за всю историю мира?
— Как я и говорила, все очень сложно и тем более опасно. Ты видел, что случилось с кораблем на прошлой неделе, а перед этим на меня напали Стражи Трона на улицах Палиона.
— Я слышал, тебя спасли твои охранники, — заметил Ларон.
— Нет, я была одна. Убила двух магов и побежала. К тому времени как пятеро Стражей Трона окружили меня, я почти лишилась сил и не могла сражаться. Меня спасли двое подвыпивших бродяг. Альберинские моряки, по крайней мере, один из них.
— Альберинцы? — вскрикнул Ларон. — Моряки?
