Уоллес попробовал сдвинуться с места на своих перебинтованных ногах. Боль не исчезла, однако он превозмог ее. Усилием воли Уоллес сделал шаг правой ногой. Икры горели, как будто в них воткнулись сотни горячих иголок. Он сделал шаг левой. Торговец отпил из его кружки и набрал в легкие воздуха.
Левой, левой, левой — по дороге к небу,
Левой, левой, левой — по дороге — только ты и…
Левой рукой Уоллес схватил торговца за зеленый шнурок поверх туники, а правой ударил кулаком в лицо. Пострадали левый глаз, щека и нос.
— Как-нибудь попробуй прогуляться на стертых до крови ногах, идиот, — заорал Уоллес, не отпуская свою жертву. — Тогда посмотрим, захочется ли тебе запеть эту проклятую глупую «левой, левой, левой…» песню!
Уоллеса поддержали одобрительными возгласами, когда он, прихрамывая, вернулся к камину, а проезжий сапожник даже предложил бесплатно подправить сапоги. Эндри вынул свой ребек и начал наигрывать неторопливую мелодию, популярную в Скалтикаре, а посетители снова вернулись к своему пиву и разговорам.
— Да точно, и сейчас хватает грубиянов, — произнес чей-то голос из-за стойки бара.
— Думаю, неплохо было бы очутиться дома, в Альберине, — сказал с тоской Эндри.
— Ты забыл про пролив Страха? Волны выше, чем горы? В любом случае, единственный корабль, способный преодолеть пролив Страха, превратился в облако дыма и теплые угольки, плавающие в бухте.
— Нужно сначала отправиться в Логьяр. Там я дождусь окончания бурь. После этого я продолжу свой путь.
— Но корабля-то нет.
— В самом узком месте ширина пролива составляет лишь сотню метров. Есть много рыбацких лодок, и когда бури утихнут, они все займутся перевозками грузов. А груза нужно перевезти немало.
— Что касается меня, то я останусь в Глэсберри, — сказал Уоллес, возясь со вторым носком. — Это старая столица Саргола, по возрасту не уступает самой империи. Еще сто восемьдесят миль! Если идти как обычно, получится девять дней. На самом деле мне все равно где остаться — пусть и в незнакомом месте.
— Но люди думают, что нас нет в живых, — напомнил Эндри.
— Люди будут думать, что мы мертвы до тех пор, пока не увидят нас своими глазами. Когда мы появимся перед ними живые, многим станет очень не по себе.
— О да. Мы только что поняли, что они могут сделать, когда им очень не по себе, — добавил Эндри. — Мне не особо нравится твоя идея. Почти весь Палион пытается убить старейшину Терикель, затем старейшина Терикель пытается убить нас, чтобы убедить других в своей смерти.
— Ага, и убивает Мелье, — сказал Уоллес. — Так жаль, она была отличной любовницей.
— Мелье тоже? — воскликнул Эндри. — Три женщины за одну ночь.
— Да… В смысле… ну да, — пробормотал Уоллес.
— Это просто отвратительно.
— Ты — ханжа, — огрызнулся Уоллес. — Женщины хотят комплиментов и галантности, и не прочь заплатить за это весьма приятным способом.
Эндри никогда не приходило в голову говорить об этом так сухо и расчетливо. Он начал пристально разглядывать огонь, размышляя об отношениях между мужчинами и женщинами и надеясь, что все не столь прозаично, как следовало из слов Уоллеса. Мысли снова вернулись к «Буйной пташке».
— Мои друзья на корабле, все они погибли, — сказал Эндри, обращаясь скорее к огню, чем к Уоллесу. — Мне так больно, когда я представляю, что они утонули, сгорели или их съели морские чудовища.
— Но тебя же там били, обворовывали и подвергали штрафам и наказаниям, — напомнил ему Уоллес.
— Ну да, но так же всегда. За них. И за Мелье.
С этими словами Эндри и Уоллес чокнулись и выпили.
— Но хоть мы-то живы, — облегченно вздохнул Уоллес.
— Ага, несмотря на то, что некоторые очень хотят сделать нечто ужасное с моим телом, например, поджарить его на слабом огне или оторвать голову за пару пинт освежающего напитка.
— Это точно. Да одна та демоница была достаточным поводом без промедления покинуть Палион…
Перемещение Лупана являлось знаменательным событием в астрономическом мире, и поэтому его время стало известно заранее. Это был тридцать шестой день четвертого месяца 3141 года, 9 часов 6 минут. Кто хотел, мог не обращать на него внимания или просто забыть, но увидеть его предстояло почти половине мира. Маги Лемтаса, Акремы и Скалтикара восприняли его как сигнал и семнадцать каменных кладок соединились в линию длиной в почти тринадцать тысяч акреманских миль, с каменной кладки Гласиен до каменной кладки Терминус. Это оказалось делом непростым, поскольку они находились на расстоянии в восемьсот миль друг от друга, но высокоученый Астеншаль выбрал именно такой условный знак, который невозможно было неправильно понять или не заметить.
Высокоученый Астеншаль, конечно, погиб, но строительство Стены Драконов продолжилось с новой силой. Несомненно, ее предназначение заключалось в создании препятствия и, следовательно, ослабления неистовых торейских бурь. Маги, принимающие наиболее активное участие, поняли, что благодаря эфирному механизму можно будет установить контроль над титаническими силами и даже обрести бессмертие. Никто не хотел этого упустить.
Все семнадцать каменных кладок находились на суше: четыре — на Лемтасе, пять — на Скалтикаре, шесть — на Акреме и две — на островах. Перед осмотром акреманских сооружений на кладках в Скалтикаре были установлены каменные сиденья, и сарголанский император велел своим магам следовать указаниям Астеншаля. Три круга кладки проходили по границам Сарголанской империи и ее союзников, а две другие, акреманские, круги пролегли в пустынях, в которых безраздельно властвовали кочевые племена. В северном королевстве, где один акреманский круг захватывал побережье, правитель был настроен поддерживать своих могущественных соседей. Он решил, что после случившегося в пустыне к сарголанцам нельзя относиться несерьезно, и согласился не только освободить Побережье Кладки, но и оказывать всяческую помощь магам.
С островом, находящимся на севере, проблем тоже не возникло. Диомеданский военный флот вторгся на остров Фелици и расчистил местность, на которой потом возвели каменную кладку Фелици, и, таким образом, Стена Драконов нашла свою опору и здесь, хотя Диомеда не располагалась вблизи от линии каменной кладки. Диомеданцам пришлось нелегко во время этих военных действий. Из-за торейских бурь мореплавание стало особенно опасно, и однажды во время сильного шторма диомеданские корабли пошли ко дну сразу после своей победы.
С Лемтасом тоже не возникло неприятностей. Поняв, что у них появился шанс контролировать четыре каменных круга, и что Акрема может пойти на них войной, правители Лемтаса решили заполнить каменные кладки своими магами прежде, чем это сделает кто-то другой.
Возведение Стены Драконов напоминало сооружение каменного моста. До момента полного завершения она оставалась непрочной, но Стена Драконов словно удерживалась сама собой. Хотя, конечно, ключевыми словами здесь было «полное завершение». Сергаль сравнивал строительство Стены Драконов со спуском на плоте по особо опасному участку горной реки — быстро, опасно и страшно. И требует огромных сил. Однако, в отличие от случая с рекой, никто не представлял, как спуститься и обойти опасное место.
