— Он, скорее всего, очень занят, охраняя от нее людей, — сказал Эндри.
— А-а-а, так он единственный, кто не ест людей? — спросил Уоллес.
— Меня невозможно поймать за таким занятием, — ответил Ларон, слегка усмехнувшись.
— Конечно, есть еще много желающих убить меня, — продолжала Терикель.
— Ты имеешь в виду, они хуже этой? — сказал Эндри, показывая на Веландер.
— Одно время думали, что я погибла на борту «Буйной пташки», но вскоре мое исчезновение было обнаружено. Повсюду шпионы и предатели, даже во дворце.
— Особенно во дворце, — добавил Уоллес.
— И Веландер пообещала что-нибудь сделать с ними, — закончила Терикель, многозначительно взглянув на Уоллеса.
— Кем бы они ни были, я им сочувствую, — произнес Эндри.
— Но с Веландер не все в порядке, — сказал Ларон.
— Я мертва, — объяснила Веландер.
— Ей нужно много спать. А мы, трое мужчин, должны обеспечить Веландер защиту, когда она ослаблена.
— А она очень много спит? — с надеждой в голосе спросил Эндри.
— Около двенадцати часов каждый день, когда Мираль опускается за горизонт, — ответил Ларон.
— Ты, несомненно, будешь находиться на безопасном расстоянии от нее, — успокаивающим тоном сказала Терикель, взглянув на Эндри.
— Да я бы не стала его есть, даже если бы он был последним человеком на свете, — пробормотала Веландер.
— Эй, слышишь, что она сказала? — воскликнул Эндри, облегченно вздохнув.
— Вот черт, а как насчет меня? — закричал Уоллес.
— Мы с Веландер нашли повозку, и у меня уже есть лошадь, — заявил Ларон. — Думаю, нам нужно хорошо выспаться и отдохнуть ночью, и на рассвете отправиться в Глэсберри.
Веландер легла в повозке, а все остальные уснули в доме. Уоллесу пришлось довольствоваться местом на полу, поскольку Желену не впечатлили его, так сказать, негеройские действия, когда появилась Веландер. На рассвете Терикель дала Желене денег в качестве компенсации за разбитое окно, пока мужчины грузили повозку. Ларон и старейшина выступали свидетелями Уоллеса, когда он в присутствии местного судьи клялся, что он не тот Уоллес, который является мужем Желены, и насколько ему известно, тот Уоллес погиб. В сельском регистре Желену записали вдовой.
Эндри умывался в поилке для лошадей, когда она позвала его. Эндри подошел к ее дому и увидел, как Желена наполняет бурдюк Уоллеса из одного из нескольких больших кувшинов. Другой бурдюк лежал перед ней, уже полный.
— Со смертью моего мужа они мне больше не понадобятся, — объяснила Желена. — Берите с собой. Можете захватить еще пустые кувшины, если останется место.
— С собой? — воскликнул Эндри.
— Все, что сможете унести. Я продам остальное. Сядьте, господин, отдохните немного и поговорите со мной.
— Что будет с тобой теперь? — спросил Эндри, предполагая, что именно об этом она хотела поговорить.
— Мне удалось сделать кое-какие сбережения. Раффин иногда извиняется, что приходит и берет какие-то вещи, потом возвращается и отдает их. Скоро я скажу ему, что его штаны нужно починить, хотя это совсем и не обязательно.
— Ну тогда все в порядке, — сказал Эндри, глубоко и с облегчением вздохнув. — Тогда лучше забрать этот бурдюк в повозку.
— Мне хотелось бы, чтобы ты забрал и это тоже, — произнесла Желена. — Это походный набор для шитья, чтобы в дороге ты оставался опрятным. Готовила его для Уоллеса, моего Уоллеса, но ему уже не понадобится.
— Женщины всегда дают мне что-нибудь подобное, — сказал Эндри, сильно рассердившись. — Никогда не понимал, почему женщины хотят, чтобы я занимался шитьем вместо… ну ладно, давай, спасибо.
Он засунул маленький сверток за пояс.
— Эндри, мне плохо!
— Заболела, что ли?
— Нет, но… если бы ты проявил больше интереса в ту первую ночь, то я бы, наверно… отнеслась к тебе более сердечно.
— Ох, — выдавил из себя Эндри, внезапно поняв, что она пытается вести разговор о его тайных желаниях. — Я польщен.
— Но я боюсь осмелиться… Ведь я остаюсь той, кто я есть, а ты — переодетый дворянин, и все такое.
— Я не дворянин, Желена. Уоллес и Ларон — единственные здесь благородного происхождения.
— Нет, ты — благородный, Эндри, и это невозможно скрыть, — сказала она, сжимая руку Эндри. — Ты изменил мою жизнь.
Эндри покраснел, затем встал, держа бурдюк. Он повернулся к двери и увидел Уоллеса. Тот нахмурился и пошел к повозке.
— Как ты думаешь, что он слышал? — спросила Желена, внезапно побледнев.
— Если только то, что ты сказала о переменах в своей жизни, то он, вероятно, подумал самое плохое, — ответил Эндри.
У Эндри было много времени на размышления, когда повозка, которой правил Ларон, громыхая, выезжала из деревни. Его ошибочно приняли за благородного, и у Уоллеса сложилось ложное впечатление, что он провел ночь с Желеной. Эндри не знал, какая мысль причиняла ему больше беспокойства.
Благородный. Эндри Теннонер из дома номер 5 Поквоссит Лейн, Баржардс, Альберин. Благородный… похожий… на… Тут Эндри понял, что не знаком ни с одним дворянином. Конечно, был Ларон, и еще, возможно, Уоллес, но последний не вел себя как человек благородного происхождения. Ларон обладал приятным голосом и, кажется, даже знал дочь покойного императора. Однако он путешествовал с дьяволицей-хищницей, которая пахла как куча мусора за таверной. Разве благородные такие?
Эндри подумал и о Веландер. Ларон пояснил, что она спит под ворохом одеял в повозке и что ее не следует будить до восхода Мираля. Эндри глотнул немного вина из одного из кувшинов, но оно показалось ему кислым, поэтому бурдюк полетел в поле.
— Это было мое, — заворчал Уоллес.
— Тогда твое вино испортилось, — ответил Эндри, открывая другой кувшин.
— Пьяный хам, — пробормотал Уоллес, который все-таки не выпускал из рук свой бурдюк.
— Просто облегчаю повозку для лошади, — весело сказал Эндри.
— Ей было бы легче, если бы ты сам слез отсюда.
— О да, но ведь ты же весишь больше.
— Хватит уже, вы двое, — приказал Ларон, не оборачиваясь.
Эндри открыл кувшин, сделал глоток, взял лиру Уоллеса и стал играть «Плясовую Картера».
— Сначала забираешь мою женщину, потом мою лиру, — угрюмо пробурчал Уоллес.
— Ты не остался, чтобы защищать свою женщину от врага — ну, я имею в виду госпожу Веландер.
— Единственная причина, почему ты остался защищать ее, было то, что я застрял в оконной раме.
«Веландер по-своему тоже благородна», — произнес голос внутри Эндри. Он немного подумал над этим. В ней были какие-то благородные черты. Хотя в основном она производила ужасное впечатление. Вероятно, Ларон видел в ней то, что не видели другие. Возможно, только благородные замечают то, что пропускают простые люди.
