— Сегодня вы делаете успехи, Уоллес и Эндри! — послышался где-то далеко звонкий голос Ларона.
— Успехи, — повторил Уоллес.
— Как ваши дела в этот замечательный день?
— Все ужасно болит после плетей, — ответил Уоллес.
— От пяти-то плетей? Студентам академии приходится куда хуже, если они не выполняют домашнюю работу по прикладной магии.
«День, — подумала Веландер. — Мираль все еще низко. Почему же я не сплю и даже в сознании?» Веландер снова вернулась к окружающему ее светящемуся шару, немного поколебалась и осторожно прикоснулась к нему. Резкая боль пронзила все ее тело, она беззвучно вскрикнула. Постепенно Веландер вновь пришла в себя. Она сосчитала, сколько всего лучей находилось рядом с ней. Пятьдесят семь. В прошлый раз было меньше пятидесяти. Вдруг Веландер ощутила едва уловимый запах. «Вероятно, это я сама, — подумала она. — Сколько лучей в жизни? Десятки тысяч? Миллионы? Любой и каждый из них похож на огненную агонию. Ощущения такие, будто под ногти вгоняют раскаленные иглы». Веландер сжалась, желая спрятаться.
— Так Веландер все еще в повозке? — спросил Ларон.
— Да, — ответил Эндри. — Ей нездоровится.
— Мне очень жаль, — сказал Ларон. — Когда-то я думал, что могу убедить ее идти по той же дороге, по которой иду сам.
— Ты сам? Ты же жив, у тебя теплая кровь.
— Так было не всегда. Долгое время я жил вампиром, как и Веландер. Семьсот лет назад Метрологи проводили кое-какие эксперименты. Они смогли добраться до другого мира с помощью эфирного устройства и создали копию духа одного монстра из того мира. То был я. Они поместили копию в тело мертвеца. Я сбежал от них и с тех пор бродил, полуживой, по вашему миру в поисках крови и жизненной энергии. В течение семи веков мне было четырнадцать лет. Я не старел, не изменялся. Я дал имя каждому прыщику на лице: один на подбородке назывался Пустеллой, а другой на моей левой щеке — Пультиком.
Он дотронулся до воздуха перед своим лбом, и там, где, казалось, не было ничего, появился серебряный кружок, в котором вспыхивали и гасли лучи звездной пыли. Эндри вскрикнул от восторга. В самом центре был зеленый драгоценный камень сферической формы. В течение минуты Эндри разглядывал его, пытаясь понять, что это такое.
— Перед тем как ты задашь вопрос, хочу сказать: задняя часть этого зеленого самоцвета соединяется с моим сознанием, и поскольку она не вполне материальна, то не причиняет особого неудобства. Моя… моя душа, сущность, дух находится в неразрывной связи с драгоценным камнем. Забери его, и мое тело умрет. В прошлом году я попал… в одно очень сильное эфирное устройство. Невероятной мощности. Его мощности хватило бы, чтобы разрушить Торею…
— Кольца Мираля! — воскликнул Эндри.
— …и возродить мое тело к жизни. И вот я здесь, живой.
— Ты был таким, как Веландер, когда не был живым? Ну, я имею в виду, похожим на жалкое хищное создание, охотящееся за пьяными, как остальные из нас охотятся за пинтой?
— Не совсем, хотя и счастья я тоже не испытал. Во время смерти я придерживался рыцарских норм поведения, поэтому не стал демоном полностью. Соблазн обращаться с людьми как с животными был очень велик, но я справился. Веландер… не так сильна. Я пытался убедить ее охотиться на плохих людей, без которых было бы лучше большинству городов, но вскоре ее стали терзать сомнения. Она, как вампир, абсолютно несчастна. Эндри, несчастна более, чем был я.
— Мне следует удивиться?
— В какой-то степени она, вероятно, лучше меня, но поэтому ей и труднее быть чудовищем. То устройство, которое вернуло меня к жизни, разрушено, такова его судьба. Теперь Веландер обнаружила, что кровь пьяных лишь ненадолго дает облегчение, смягчает остроту ее горечи и печали.
— Я заметил.
— Она запуталась, Эндри. Говорит, что выбирает в качестве своих жертв только преступников и сутенеров, но все не так. И я, и ты это знаем. Однажды я буду вынужден покончить с ее существованием.
— Когда?
— Когда исчезнет все от прежней Веландер и останется только вампир. Боюсь, это случится уже скоро.
— Господин, я пытаюсь помочь. Я поклялся не пить, пока она воздерживается от убийств людей.
— Ты? Заключил договор с Веландер? — Да.
— Ты перестал пить, чтобы оказать ей моральную поддержку?
— Да, и мне это невероятно трудно, вот что могу сказать. Я бы отдал все за кувшин вина. Но сир… может, прозвучит странно, но… я ее люблю.
Ларон сглотнул, затем широко улыбнулся.
— Великолепно. Эндри, ты был грязным пьяным моряком, когда я впервые увидел тебя, но сейчас! Сейчас ты не пьешь, получил воинское звание Сарголанской империи, командуешь пятью рекконами, ведешь себя так, как я бы никогда не подумал, и приглашен на сегодняшний бал у принцессы. Вот это перемена! И всего за восемнадцать дней!
— Ну да, — ответил застенчиво Эндри.
— Это невозможно.
— Возможно, господин Ларон. Сколько пьяных с перерезанным горлом перестали быть пить, если бы у них появился шанс? Вы дали мне шанс, теперь я пытаюсь дать его Веландер. Знаете, что остановило меня от того, чтобы бросить ее в огонь, когда Мираль был низко, и она спала?
— Скажи мне.
— То, что она была такой же, как и я, и, вероятно, еще сможет разобраться в себе и найти верный путь.
— Ей не так просто, как тебе, Эндри, клянусь.
— Да? Я не брал в рот вина с Кловессера, и когда я представлю себе выпивку, у меня начинает болеть голова и горит язык, перед глазами танцуют безумные человечки. Я могу понять…
Вдалеке кто-то позвал Эндри и попросил воска для удаления усов.
— Надо идти, — сказал Эндри.
— Твои люди воспринимают бал очень серьезно.
— Как и я. Вы будете там, господин?
— Нет. Нужно сопровождать Терикель в одно опасное место. Я не могу отказать ей, так что придется извиниться за свое отсутствие.
— А разве Веландер не сопровождает всегда Терикель?
— Как ты знаешь, ей нельзя доверять. Возвращение в Кловессер может стоить жизни какому-нибудь студенту.
— Если вспомнить, сколько там народу погибло, я удивлюсь, если кто-нибудь это заметит.
Эндри позвали более настойчиво. Кому-то из рекрутов не терпелось узнать, как пользоваться расческой.
— Мне пора идти, господин. Нужно сбрить бороду и усы для бала. Желаю вам удачи этой ночью.
Веландер больше не пыталась съежиться и спрятаться. Напротив, она прикоснулась к лучам своей жизненной энергии, и стремительно бросилась в пестроту вокруг. Все тело пронзила боль, словно его одновременно ударили тысячью плетей, затем боль от соли, посыпанной на тело после тысячи плетей; и, наконец, боль от новой тысячи плетей. Потребовалось немало времени, прежде чем Веландер снова пришла в себя. Она насчитала сотню новых лучей и снова бросилась в небесный круг.
