То есть не то чтобы именно компании — одна драконидка за целую компанию никак не сойдет. Но полным одиночество на пару с Исэсс тоже не могло быть. Даже на бескрайних просторах султанских терм с хамамом, огрской сауной и иными парными в многочисленных пристройках округлого зала со сводом не ниже, чем боковой притвор Храма Победивших Богов…
Драконидка нежилась на невысоком ложе в глубине зала, поодаль от бассейна. Очевидно, целители из не примкнувших к Музафару или из городских, срочно введенных во дворец, изрядно над ней потрудились — ни шрама, ни синяка на шероховатой мелкочешуйчатой коже. Все полосы крупных чешуек на икрах, бедрах, спине, плечах и затылке сияли радугой омытого дождем неба.
Услышав мои шаги, наложница, выглядевшая царственно даже в полной наготе, повернула голову на звук. Блик скользнул по чешуе от шеи до самой переносицы, словно огонь по запальному шнуру к бочке с огневым зельем, и разорвался радужным сиянием распахнувшихся почти до круглизны вертикальных зрачков.
Драконья кровь оказала себя в ней так явственно, что я чуть не отшатнулся.
— Где тут лучше шкуру от копоти отодрать? — спросил я чуть грубовато, желая скрыть смущение. — А то третий час султанствую грязный, как боров на гнездовье.
— Следуй за мной, мой повелитель! — неожиданно вместо совета Исэсс встала, решив сама указать мне лучшее место.
Делать нечего, пришлось идти, скользя взглядом по ее бликующей коже с головы до пят. Изящная походка танцовщицы была разом кошачьей, драконьей и донельзя женственной, но притом не возбуждающей, а напротив, успокаивающей и примиряющей со слиянием в ней столь несообразного.
Для приведения меня в норму наложница избрала тесайрскую баню с метелками-опахалами из пальмового листа, круглыми сандаловыми бочками для мытья и такими же, только многократно уменьшенными шайками, чтобы поддавать пару на раскаленные камни. Да еще с низкими топчанами для пенного массажа и целыми кипами полотенец в плотно затворяемых шкафах.
Пропустив меня вперед, Исэсс и сама зашла следом, легкими движениями рук приводя в действие амулеты парной. За это я был ей только благодарен, но на сем деловитая драконидка не остановилась. Покуда многочисленные горелки раскаляли булыжники и грели воду, женщина драконьей крови без малейшего стеснения принялась раздевать меня, начав с оружейной сбруи, но на ней, понятно, не остановившись…
Сопротивляться особо не хотелось. В конце концов, пока мы с младшей женой и ее унтер-бандершей разруливали политические проблемы Хисаха, распоряжаясь наследием Музафара и его противников, наложница хоть как, но все-таки отдохнула после исцеления. А мне шевелиться уже окончательно расхотелось. Поэтому все прочее, что драконидка проделывала надо мной сначала в наполненной горячей водой бочке, а затем и на топчане, застланном мягкой теплой пеной, я воспринимал без особых попыток соблюсти самостоятельность.
Надо отдать Исэсс должное — банщицей она оказалась не худшей, чем танцовщицей. Собственно, ее мыльное священнодействие было подобием того же памятного первого танца, просто сегодня место несуществующего предмета, покорного гибким рукам наложницы, занимал я сам. Только успевал поворачиваться, раз от раза все больше запаздывая с необходимым движением.
Пар и вода, пена и касания скользящего в самозабвенном трансе массажа гибкого тела завораживали и убаюкивали, рождая странное ощущение — будто столь близкая телесно женщина драконьей крови на самом деле пребывала где-то в неизмеримой дали. Наедине с собой, глухая и слепая ко всему, что вне ее…
От этого и меня потихоньку покидало напряжение как минувшего дня, так и всех прочих, ему предшествующих. Подступающий сон все более властно затягивал, скрывая, отсекая ненужное и лишнее.
Прежде чем заснуть, я все-таки сумел уловить момент, когда пар и влага сменились сухостью свежего воздуха и бесконечных, бесчисленных махровых полотнищ. Вновь же обрел сознание спустя многие часы. Почитай, к полудню дело уже шло, если судить по свету, врывавшемуся в помещение без помех затените ля.
В ворохе мягкой, пушистой ткани мы двое переплелись так, что спросонья не получалось толком разобраться, где чьи руки и ноги. Хотя нет, гладкая и сухая змеиная шкурка драконидки позволяла без труда распознать ее прикосновения. Не спутаешь, как не спутать вчерашний вечер и сегодняшнее утро.
Но главное, что отличало пробуждение от погружения в сон — то, что почти неподвижная и внешне бесчувственная Исэсс на сей раз присутствовала здесь во плоти и высших ее желаниях. Едва заметными и внешне невинными движениями немо, незримо звала и требовала совершенно недвусмысленного внимания.
Ее страсть не разгоралась медленно, как у иных женщин, а словно прорывалась наружу из глубин, где была скрыта все это время, не угасая притом ни на секунду. Только танец, прорицание и соитие открывали дорогу наружу ровно гудящему пламени внутренней сути Говорящей с Судьбой.
Безумному и всепоглощающему огню, равному по мощи трехтысячелетнему пыланию горы Дройн…
Спустя время, которое никому из смертных не дано измерить, мы оставили друг друга, чтобы окончательно пробудиться от сна наяву так же, как от предшествующей ему дремоты. На коже драконидки, приводящей себя в порядок поодаль, все еще затихала пляска радужных узоров высшей степени переживания. Как в хрустальном шаре, заклятом на преобразование музыки в цвет.
Если судить по переливам цветов, внутренняя мелодия танцовщицы была прекрасной и абсолютно сумасшедшей. Огонь, раздуваемый Ветром, обретает мощь, несоизмеримую с обыденными мерками возможного и допустимого…
Вослед ей я тоже сполоснулся по новой и оделся в униформу, очищенную и обновленную за ночь заклятием. Казалось, в наступившем дне не осталось ничего от прошедшего — грязь, кровь и копоть минувших суток исчезли, растаяли в неверном жарком мареве наступающего полудня, чтобы стать еще одной легендой Хасиры. Присоединиться к Халеду и Харуде, Слеподырому Билли или Омару Копьетрясу, вплавившемуся в собственную историю, как мушиный дракончик в кусок янтаря, вынесенного прибоем на берег…
— «Так мир в ничто проходит перед нами, из ниоткуда облик свой явив». — На этот раз я не сумел сдержать памятные любому посетителю балагана слова из «Халедаты».
— «Сэхх а-суу та, эсс хаох э-суу таххэ», — словно перевела услышанное на неведомое мне наречие женщина драконьей крови. Наверное, на свой родной язык. Красиво и лаконично. Кстати, на кеннэ эта строка звучит так же кратко, а переводится еще короче: «Из ничего в ничто сверкнул зарница-мир».
— На редкость созвучно переводу на староэльфийский. — Опять я не смог не поделиться наблюдением. Что-то пробило меня на болтовню. Совсем размяк…
— Не просто созвучно. Это одни и те же слова, — легко, как само собой разумеющееся, бросила Исэсс в ответ на мою блажь.
— Как это? — Такое попросту не укладывалось в голове.
— Чередование длящихся и прерывистых звуков одинаково, только сами звуки разные. Сиххэ драконидов — то же самое, что кеннэ эльфов.
