— Сейчас внесут корону, мой повелитель… — Среброволосая опустилась на колени. — Начальник воителей, благородный Пьетро вручит ее тебе, мой повелитель. Возложи ее на мою голову, мой повелитель…
— А мне корону? — спросил Недремлющий. Ему вдруг показалось, что во всем происходящем есть что-то неправильное — как будто его хотят обделить.
— У тебя же есть Жезл, мой повелитель. Жезл — это сила и власть, а корона — лишь символ силы и власти.
Она была права. Странным образом у нее всегда находились ответы всем его сомнениям, она знала, кто враг, а кто хранит верность, где лучше устроить места для поклонений и откуда грозит опасность…
В широком дверном проеме показался еще один из вождей, несущий впереди себя на вытянутых руках корону. Это был тот, кто первым преклонил колени, тот, на чьей голове начали пробиваться волосы после прикосновения к Жезлу. Что ж, это достойный муж, хоть и не знает истинной речи, и лишь варварское бормотанье пока доступно ему… Недремлющий помнил, что сам еще совсем недавно мог лишь слушать и молчать. Но если это начальник воинов, то ему не пристало так одеваться — черный костюм повторял форму тела, был расшит золотыми узорами, и на плечах его тоже блестело золото.
Несущий корону, как положено, упал на колени пред ликом владыки, а когда поднялся, на нем блестела чешуйчатая броня, над головой возвышался шлем, украшенный синими перьями, а с пояса свисали ножны, отягощенные длинным мечем. Это Дар! И прежде чем отдать корону, он должен возблагодарить посланца. Догадается? Если догадается, значит будет жить.
Почему владыка избрал его, Недремлющего, почему именно ему вручил Жезл, принесенный леденящим Каббибороем? Верность — вот ответ! И здесь должны быть смертные, достойные звания верных слуг… Верные Слуги! Покой владыки охраняют Милосердные Слуги, а у него будут Верные Слуги! Верность — большее достоинство, чем милосердие… А доспехи лучше сделать кольчатые с бронзовой пластиной на груди… Перья на шлеме пусть будут не синими, а красными, как кровь поверженных врагов, а на лбу у каждого пусть будет выжжен ворон, расправивший крылья.
Начальник воинов, облаченный в доспехи, протянул посланцу корону и начал что-то бормотать, слегка склонив голову.
— Он благодарит тебя и владыку за Дар, врученный ему, клянется в верности и клянется быть беспощадным к врагам и к тем, кто не склонит головы и не преклонит колен… — Среброволосая растолковала слова первого из Верных Слуг.
— Скажи ему, что его имя отныне — Верный… — Недремлющий принял корну из его рук, почти не глядя, нахлобучил ее на голову Среброволосой (пусть будет так, если ей хочется), и стремительно удалился в личные покои, куда никто, кроме него, не имел доступа, Да и самому посланцу приходилось проходить туда сквозь стену, преодолевая холодное сопротивление камня. Завтра Твердыню увенчает летучая колесница, которая сможет поднять в небо и вождей, и воинов. Завтра произойдет решающая битва с теми, кто, затаив злобу, еще не покорился владыке Варлагора, у кого еще припрятаны серебряные стрелы с огненными хвостами, разящие насмерть, если подставить им спину…
ГЛАВА 5
"Эти благословенные места не балуют уютом и благами цивилизации, но только здесь ищущей душе являются видения, в которых заключена истинная красота и величие бытия, на фоне которых открываются вечные истины, и трепетный манящий ужас охватывает сознание одинокого путника. Что это? Растворенная в пряном воздухе джунглей древняя магия народов, истребленных жестокими пришельцами? Или просто красота водопадов и зеленых холмов, поднимающихся над безбрежным зеленым океаном, пробуждает фантазию, дремлющую в темном омуте забвения?
Как знать, что чувствовал бы здесь великий Гуго Балтасар, какие образы создал бы его сумрачный гений наедине с холмами и долинами Сиара.
Время сна — время погружения в иную реальность. Приветливый портье скромной гостиницы в Хавли, желая спокойной ночи, с печальной улыбкой смотрит в глаза. Он знает… Он уже побывал там, куда мне предстоит отправиться этой ночью, но я увижу все иначе, чем он.
И вот, наконец, белая простыня падает на глаза, и теперь новомодное увлечение, именуемое синематографом, кажется жалкой забавой, придуманной для развлечения невежественной публики.
Сон начинается с полета, и разноцветные огни летят навстречу, и чудовища рыдают над своими обезображенными жертвами. Можно брать в руки солнце и счищать с него кожуру, наполняя вселенную апельсиновым ароматом".
Борди Маргор, «Сны над Сиаром», Равенни-2886 г.
* * *
«Как правило, психическими расстройствами здесь страдают исключительно приезжие, но и у них болезненные симптомы обычно не достигают критических форм. Многие вообще не обращаются за медицинской помощью, а просто стараются уехать. И, как показывает опыт, это самое верное средство…»
Лучо де Коста, врач-психиатр клиники при колониальной администрации Форт-Мажора. Из докладной записки руководству гуманитарной миссии от 6.06.2893 г.
Э. Н., 11 день, 17 ч. 32 м.
— Полегче, скотина! — Пьетро отпихнул ногой слесаря, который пытался зубилом срубить заклепку с бронзового нагрудника.
На самом деле, как выяснилось, никакой заклепки не было, а был лишь пупырышек на поверхности монолитной бронзы. Доспехи, в которые залетный истукан заковал его и певчих, обслуживавших церемонию, снять без хирургического вмешательства было невозможно. Шлем плавно переходил в стальную кольчугу, которая сливалась в одно целое с юбочкой из узких медных пластин, прикрывающих бедра. Бронзовый нагрудник с выбитой на нем птичкой, отдаленно напоминавшей ворона, составлял единое целое с шипастым поясом, который стягивал талию так, что было трудно дышать.
Когда пришелец удалился к себе, Пьетро всю свою волю употребил на то, чтобы сдержаться и не заехать латной рукавицей по смазливому личику доны Тессы, императрицы всея Сиара. Она стояла на ступеньках, ведущих к трону, как на подиуме. Она показывала себя и ждала всеобщего восхищения. Аплодисменты и восторженные возгласы прозвучали вяло, но она, видимо, сочла, что для первого раза достаточно, и, помахав всем ручкой, тоже удалилась…
Слесарь извлек из недр своего чемоданчика дрель и начал приспосабливать к ней фрезу.
— С детства ненавижу бормашины, — поморщился консул.
— Дон Пьетро, можете повесить меня за ноги, можете — за шею, за что угодно, но по-другому этого не снять. — Слесарь начал искать глазами розетку.
Вошел дежурный офицер и доложил, что глава коллегии национальной безопасности просит аудиенции. Подождет. Сначала надо избавиться от панциря, а потом уже все остальное.
Фреза взвизгнула, вгрызлась в нагрудник, и на пол полетели искры.
— Стоп! — вдруг приказал консул. — Надо снять все это так, чтобы потом можно было надеть.
— Тогда лягте на бок, и руку поднять надо.
Не прошло и получаса, как Пьетро удалось-таки избавиться от железа, под которым обнаружился генеральский мундир, обмазанный какой-то розовой слизью. Слесарь, загрузив доспехи на тележку для подвоза боеприпасов, с грохотом удалился, а пожизненный консул Империи Сиар, предводитель Верных Слуг Недремлющего, посланца владыки Варлагора Родонагрона-бессмертного (именно так и никак иначе, теперь звучали его полные титул, звание и должность) отправился переодеваться. Мундир, скорее всего, больше не пригодится — посланец, или как его там, наверняка захочет видеть предводителя Верных Слуг только в доспехах. Значит, пора восстанавливать физическую форму или скрыться куда-нибудь подальше — в джунгли, в пустыню Ата-Аки, на острова, куда угодно…
