– Ох, Дара! Ты… ты… Ты думала, я… О тебе… Ох!
Не понимая причины веселья, я робко улыбнулась и поглядела на Эйрика. Старик смущенно спрятал глаза. Он относился ко мне не хуже, чем к прочему добру Олава, – холил, берег и никогда не издевался, но на сейчас тоже едва удерживался от смеха. Я требовательно вскинула подбородок:
– Что такого я сказала?!
Эйрик взглянул на хохочущего Олава, а потом потянулся к моему уху:
Он говорил об Аллогии. Я должен следить, чтоб с княгиней не случилось ничего дурного и ее не постигла участь Гориславы.
– А ты думала, что я хочу сберечь тебя? – Олав наконец перестал смеяться, только глаза все еще искрились весельем. – Ох, Дара! Ты всего лишь наложница…
Оглохнув от страшного, столь небрежно выпавшего из его уст признания, я шарахнулась и прижалась спиной к стене.
Какая же я глупая! Размечталась о прежней любви! Да на что я ему – богатому, красивому, смелому? У его ног целый мир, сама княгиня дарит его своей любовью, а молва о его подвигах песнями летает по Руси! Разве он посмотрит на меня – долговязую безродную девку?! Конечно, я всего лишь наложница, прихоть, каких у него немало разбросано по всем полоненным городищам. Я – одна из многих, а Аллогия – одна на всем белом свете! Как мне пришло в голову равняться с ней?!
Перед глазами встало холеное испуганное лицо княгини. Как, должно быть, мирно они жили тут без меня, как любили друг друга! А я, болотная дура, притащилась из своей глуши, словно весенняя Лихорадка, и нарушила весь этот лад и покой. По моей вине Олав потерял все, что обрел с таким трудом, – собственный дом, милости Владимира, любовь Аллогии, надежную верность Сигурда…
Еще никогда я не чувствовала внутри такой страшной и бездонной пустоты. Боль отчаяния замутила разум, и я заявила совсем не то, что хотела:
– Но ты не покупал меня – я свободна… Он пожал плечами:
– Хочешь – иди, только куда? Здесь ты под моей защитой, и, где бы я ни был, никто не осмелится посягнуть на мое добро, а там…
Он сбросил плащ и стянул через голову мокрую рубаху. Эйрик подскочил и принялся растирать полотенцем сильное красивое тело воеводы. Осторожно обходя свежие, еще красноватые шрамы, вышитые петухи заскользили по коже Олава.
Подойти бы к нему, прижаться губами к этим розовым, выпуклым полосам на его груди и сказать, как я люблю его и как боюсь вновь потерять!
Одна из чернявок хихикнула, и, потупясь, я отошла в сторону. Будет просто смешно, если уродливая рабыня на глазах у всех примется приставать к своему хозяину. Я не имела права просить его любви, а могла лишь униженно благодарить его за спасение от плетей Сигурда! Сглотнув застрявший в горле горький комок, я отлепилась от стены и низко склонилась перед Олавом:
– Хорошо, Али. Забудем о прошлом. Отныне ты мой хозяин, но ради тех давних лет будь милостив – возьми меня с собой. Я многое умею – стреляю без промаха, издали чую ловушки, кидаю ножи и топоры не хуже любого охотника! К тому же ты всегда сможешь продать меня, если стану в обузу…
Эйрик замер с полотенцем в вытянутых руках, а Олав резко развернулся и впился в меня сердитым взглядом:
– Перестань молоть чушь! Девке не место в дружине, даже если она умеет стрелять и метать топор, как сама валькирия Скегуль!
– Молю… – Я ощутила, как пол уходит из-под ног, неловко опустилась на колени и вдруг вспомнила давнее, данное еще в доме эстов обещание Олава. – Восемь лет назад ты клялся, что станешь могучим воином и поможешь мне отыскать убийцу моей матери. Теперь ты не простой воин, а воевода, почему же нарушаешь свое слово? Ведь Хаки где-то там, в северных странах.
Я не была уверена в том, что говорила, но не могла вновь потерять Олава! Он хрустнул пальцами и нахмурился:
– Я не даю лживых клятв, но сам еще не знаю, куда поеду.
– Мне все равно куда, – честно ответила я. Жестом отпустив Эйрика, он сел на лавку, откинулся к стене и задумчиво почесал подбородок. «Будет отговаривать», – поняла я и приготовилась к отпору. Олав умел убеждать.
– Послушай, Дара, – начал он. – Ты не простая накосница, и из-за другой я никогда не поссорился бы с дядькой, но взять тебя на корабль я не могу, да и не хочу. Подумай – куда ты поедешь, кем станешь? Зачем рабе покидать землю отцов и искать Доли в чужих странах? Я сам отыщу Хаки и покараю его за твоих родичей.
В Киеве Сигурд найдет способ расквитаться со мной, – тихо ответила я. Это была чистая правда – вряд ли воевода простит мне ссору с племянником и собственный позор. Олав сжал кулаки:
– Сигурд!
–У твоего дядьки хорошая память, – негромко вставил Эйрик. Он еще не ушел из горницы, а стоял в закуте и внимательно вслушивался в наш разговор. – Девка права, Али. Она пригодится тебе. Иногда там, где не спасают сила и умение, может помочь верное сердце. Ты сам говорил, что не все воины верны, а она – не предаст. От глупой наложницы не станут таиться ни друзья, ни недруги. Она сможет вовремя распознать и тех и других. В дальнем пути лучше знать своих врагов… Послушай ее, Али.
Я благодарно улыбнулась старому слуге. Желая блага Олаву, он невольно помогал моим замыслам. Эйрик поймал мой взгляд и подмигнул. «Не суетись», – шевельнулись его губы. Олав задумался. Девка на корабле, если она не жена и не только что взятая в плен рабыня, – неслыханное дело, но кто знает – может, и впрямь пригодятся ее неприметный вид и острый слух? Теперь Олав совсем не походил на того белоголового наивного мальчишку, который некогда заступился за меня на хьялльском рынке. В горнице сидел расчетливый и умный воевода, лишь внешне напоминающий былого Олава. Это был Али!
– Добро, – наконец сказал он. – Я подумаю и решу, как быть, а теперь уходите. Оба!
Тихой мышью я проскользнула в повалушу и легла на постель, но заснуть так и не смогла. Никогда в жизни события не несли меня столь стремительно и неостановимо. Вопреки моим мечтам, бывший друг превратился во всевластного хозяина, а чужие земли стали желанней родных лесов и полей. А моя любвь? Куда делась все Ушла навек или затаилась в сердце и теперь меша спать, звеня над изголовьем тонким комариным пив ком и разрывая душу горькой тоской по прошлому?
Может, она была украдена надменной и красивой княги ней Киева?
Я вспомнила белое лицо Аллогии, ее испуганные глаза и неожиданно разозлилась. И какого Лешего она стала орать на все городище о своей любви?! Ведь коли подумать, то не я привела Олава к опале, а ее неосторожные слова. И Владимира легко понять – какому мужу понравится, что его жена вопит на весь двор о своей любви к молодому и красивому воеводе?
С этими мыслями я не заметила, как заснула. Mне приснилась Аллогия. Ее широко распахнутый рот изрыгал страшные проклятия, но разбудили меня не они, а громкие мужские голоса внизу. Ктото бродил по дому гремел оружием и перетаскивал тяжелые сундуки. Причитали бабы.
Я наспех оделась и спустилась вниз. По горнице сновали незнакомые хмурые дружинники. Указывая им, что и куда тащить, у дверей стоял старый Эйрик, а в углу, возле голбца, заливались слезами служанки Олава. «Все… Уезжает…» – поняла я и испытующе уставилась на старого слугу. Он протиснулся между дружинниками и подошел ко мне.
