Кормщик лежал навзничь на спине, но его глаза были еще открыты. Хакон перепрыгнул на кнорр и склонился:
– Что сделать с твоим врагом?
Тот перевел на него тяжелый взгляд:
– Отправь его к брату.
– Не передумаешь?
Я удивился. Зачем Хакон задавал этот вопрос? Хотел сберечь жизнь Уве? Но к чему жалеть подлого юнца?
– Нет, не передумаю. – Кормщик медленно повернул голову. Его затуманенные болью глаза скользнули по моему лицу:
– Тебе… обязан…
Я хмыкнул. Он и сам неплохо справился. Однако кормщик упрямо повторил:
– Тебе! – И уже тише добавил: – Возьми… Что захочешь… В подарок…
Он закрыл глаза. Его люди притихли, а Хакон приложился ухом к неподвижной груди:
– Жив. Вам лучше вернуться в Хальс под моей защитой.
Из толпы торговцев выступил кряжистый угрюмый мужик с русой бородой и пронзительно-синими глазами.
– Нет, – ужасно коверкая датскую речь, сказал он. – Бьерн не приказывал этого. Он велел идти в Ладогу.
– Он не доживет, – возразил Хакон, но русобородый упрямо мотнул головой:
– На все воля богов… – А затем обернулся ко мне и указал на прикрывающие товар шкуры: – Возьми подарок, урманин. Не обижай Бьерна!
Я неохотно перепрыгнул на кнорр. Что я мог взять у кормщика? Я помогал ему не ради корысти, поэтому, не глядя, откинул край одной из шкур и шлепнул ладонью по чему-то мягкому:
– Беру это!
– Не это, а эту, – поправил русобородый. – Добро… Я взглянул на подарок и отшатнулся. Под шкурой, забившись в тюфяки тканей, сидела рабыня! Костлявая, темноволосая, черноглазая девка с узкими плечами и смуглой кожей. Хорошо, хоть не старая… Изображая признательную улыбку, я подхватил рабыню и перекинул ее на «Акулу». Девка шлепнулась на настил, заскользила по нему и, ткнувшись головой в дальнюю скамью, едва слышно пискнула. Трор приподнял ее, вгляделся и расхохотался:
– Хорош подарок! Такую и приплатишь – не возьмут!
На кнорре не ответили. Сосредоточенные угрюмые люди убрали трупы, увязали разбросанные товары и сели на весла. Русобородый занял место Бьерна, и кнорр пополз в море. За ним заскользили аски.
Им вслед раздался стук топоров. Воины Хакона деловито крушили насад Уве. Тот стоял на корме и постыдно умолял уходящих торговцев не топить его в море, но никто из них даже не обернулся. Провожая их восхищенным взглядом, Трор зацокал языком:
– Какие воины! Только этот их вожак долго думал…
– И ты бы думал, – резко повернулся к нему Ха-кон, – прежде чем отправить в царство Эгира собственных сыновей!
Лишь тогда я понял странное поведение Уве с Альдраном и нежелание кормщика драться! Вероятно, слухи об украденных кораблях были не просто слухами, а неудачливые воры налетели на собственного, ограбленного ими же отца и решили от него избавиться. Их было двое, а он один… Только Орм недаром называл Бьерна лучшим из воинов…
Я еще долго смотрел на исчезающий за скалами кнорр Бьерна. Хотелось бы еще раз увидеть его, но вряд ли кормщик выживет. Ладога далеко. Для Бьерна даже дальше, чем прекрасная Вальхалла…
Спустя пару дней после встречи с Бьерном мы достигли берегов Норвегии. Недалеко от входа в большой извилистый фьорд конунг данов позвал Хакона. Я отправился с ярлом.
– Мои люди донесли что в Тунсберге
[62]
стоит какое-то войско! – взобравшись на нос своего драккара, крикнул Синезубый. Ярл пожал плечами:
– При чем тут я? Пошли разведчиков, пусть получше узнают, что за люди там собрались и кого они ждут. Хочешь, я отправлю туда своих хирдманнов?
Конунг удивленно взглянул на него, и Хакон пояснил:
– Мои люди знают эти места. Если там стоит войско сыновей Гуннхильд, они сумеют улизнуть тайными тропами.
Что-то в голосе ярла насторожило меня, но Синезубый мотнул головой:
– Добро, Хакон, но я первым хочу услышать, какие вести принесут твои разведчики.
– Как велишь, конунг!
Весла поднялись, уперлись в борт конунгова драккара, толкнулись от него, и корабль ярла дал задний ход. Я тоже не стал задерживаться. Хакон что-то замышлял… Словно догадываясь о моих подозрениях, на «Вороне» стали табанить. Он поравнялся с «Акулой», и Хакон махнул мне рукой. Догадливый Скол подвел «Акулу» бортом и перекинул весло. Я перебежал на «Ворона», спрыгнул возле ярла и сразу огляделся. От Хакона можно было ожидать чего угодно, от дружеских объятий до удара в спину. Он усмехнулся:
– Не веришь?
– Верю, но в меру.
– Зря. Я хотел предложить тебе кое-что. Он пытался втянуть меня в какое-то грязное дело, я чувствовал это, но с отказом не торопился. – – Что? – коротко спросил я.
– Пошли разведчиками кого-нибудь из своих, – склоняясь к моему уху, прошептал Хакон. – Если они не вернутся, ты попросишь у Синезубого– позволения пойти за ними.
– А ты?
– Мы со Скофти поддержим тебя! Ясно… Хакон что-то задумал и опять пытался загрести жар чужими руками.
– Лучше пусть твои люди не вернутся, – ответил я. – А уж мой хирд поможет тебе их искать. Норвежец нахмурился:
– Но я обещаю – посланцы не пострадают…
– Слушай, ярл, – перебил я. – Однажды из-за твоих замыслов мой отец расстался с жизнью. Я не повторю его ошибку. Не знаю, что ты задумал, что за войско стоит в Тунсберге и вообще стоит ли оно там, но мой хирд уже достаточно послужил тебе. Хочешь, чтоб я пошел с тобой, – пойду, но первым голову в петлю совать не стану!
Такого отпора он не ожидал. Лазоревые глаза ярла широко распахнулись, а губы округлились, словно у обиженного ребенка:
– Ну что ты взъелся?! Не хочешь – не надо. Своих отправлю… Хотя я и сам не знаю, так ли все, как кажется…
«Поэтому и хотел послать моих, чтоб своими не рисковать», – подумал я, но вслух ничего не сказал.
Едва мы отвалили от «Ворона», как с его борта бултыхнулись в воду двое викингов Хакона и короткими гребками поплыли к берегу. Их головы походили на качающихся на волнах чаек – то пропадали меж гребней, то вновь появлялись над ними.
– Что хотел ярл? – Ко мне подошел Трор, но не дождался ответа и завистливо поглядел на удаляющихся пловцов: – Мне бы на их место…
– Хакон и уговаривал заменить их тобою, – честно ответил я. Трор принял мои слова за шутку и довольно загоготал. Я хмыкнул. Черный был отличным воином – ловким, безжалостным и невероятно храбрым, только ума недоставало…
Как и предупреждал ярл, разведчики не вернулись. Мы ждали их до середины дня, но напрасно. Хакон нервничал, кипятился, кружил у берега и наконец направился к Синезубому.
