Какой с сумасшедшего спрос? А городище и впрямь незнакомым казался – диковинным. Я такого не знала… И стоял он там, где раньше Новый Город был. Я на бережку этом крутом не раз сиживала, все его извилины да изгибы помнила… Что за наваждение?!
С высокого берега скатился лыжник, побежал, оставляя за собой ровные, вмятые в снег полосы. Нет, не обмануть меня Ядуну – человек бежал навстречу – не кромешник! И лицо у него было молодое, веселое, раскрасневшееся от мороза и ветра.
– Денек добрый, путники! – вежливо улыбнулся он, поравнявшись с нами, а потом, вглядевшись в Ядуна, язвительно засмеялся: – Не узнал тебя, Бессмертный! Долго жить будешь…
Шутник! Ядун на Бессмертного и вовсе не походил, скорей на птицу драную, недаром обиделся:
– Не долго – вечно!
Тот пожал плечами, собрался было уйти.
– Погоди, – остановила я его. – Подскажи, добрый молодец, в какую сторону к Новогороду идти. Заплутали мы…
– К Новогороду? – Он удивился, вскинул ровные густые брови. – Не ведаю о таком…
Как – не ведаю? О Новом Городе даже в дальних северных странах наслышаны! Хоть и кличут по-своему – Хольмгардом, а знают! Блажной, что ли, этот охотник?
– Да ты не горюй. – Он поправил лук за спиной, блеснул белозубой дружелюбной улыбкой. – Ступай в городище, у Княгини спроси. Она из Волхов, ей все ведомо!
Какая Княгиня? Какие волхи? Одного лишь я волха знала – Чужака, а про других говорили, будто давно уж их на земле не видели, только родичи их дальние, волхвы, остались… Нет, не по нраву был мне этот парень! Странный городище, и люди в нем странные. В такой идти, что на заклание, – безумцам в руки себя отдавать…
Темный силуэт охотника растворился вдали, стерся за белой дымкой. Ядун посмотрел на меня:
– Все не веришь? Что вы за люди?! В миру во все верите, хоть и видеть не доводится, а едва ступите на кромку – веры словно и не бывало! Говорю тебе – Шамахан это, и княжит в нем волханка.
– Скажи еще, что с нами Леший разговаривал! – огрызнулась я. Не со зла огрызнулась, больше со страху, что поверю Ядуну, подамся на хитрый обман, который понять не в силах…
– Не Леший. – Ядун устало поморщился. – Ведогон. Только чей – не разобрал. Верно, старый знакомец – шибко вольно болтает…
А если это правда? Если городище зовется Шамаханом, а человек, что нас встретил, – ведогоном, духом людским? Нет, невозможно это! Просто пока я под шкурами в волокуше лежала, верно, не полдня прошло, а поболее, и утянули меня Темные невесть куда… В глушь… Может, колдовской силой утянули. Чужак же болотников на Змее через воду перенес…
Выходит, далече Новый Город, и любый мой далече… А коли так – войду в этот Шамахан, переночую – люди везде люди, голодного и замерзшего не погонят, а завтра поутру вновь в путь соберусь. Мне сдаваться нельзя – ищут меня, ждут…
Я Ядуна звать не стала – сама пошла к стенам городища, по колено утопая в снегу и проклиная свою несчастную долю.
– Погоди! – Жрец догнал меня. – В Шамахане свои порядки – сделаешь что не так, набросятся ведогоны – в клочья разорвут.
– А тебе-то что за печаль?
Гудение в голове не проходило, наоборот, от сумятицы и неразберихи громче стало. Хотелось остаться одной, поразмыслить над всем как следует. Мешал Ядун, путался под ногами.
– Мне велено тебя целой-невредимой к Триглаву отвесть. – Он вскинул голову, уткнулся в меня жгучими глазами. – Я своему богу мертвечину и падаль не поставляю! Сберегаю тебя, дуру!
– Вот и сберегай, а не болтай попусту!
Ядун выкатил глаза – чуть не сжег ими, а все-таки сдержался, спрятал злой взгляд, двинулся вперед меня.
Пусть считает, будто уберечь меня должен. Он из тех безумцев, что, умирая, долг свой исполнят, а мне в незнакомом месте защита ох как нужна! Да и шагать сквозь сугробы за ним легче – прокладывает путь, приминает рыхлый глубокий снег.
Я его болтовне о кромке и духах не верила, а все-таки в Шамахан вошла с опаской – кто знает, что за чудеса нам судьба уготовила? Ладно, коли те чудеса добром обернутся, а ежели нет?
Только страшилась я зря. Стояли в городище избы – точь-в-точь Новоградские, и люди по своим делам точно так же спешили, и даже одеждой на словен походили. Показалось все дурным сном. Вот остановится сейчас предо мной какой-нибудь знакомец, спросит:
– Где пропадала, красавица? Муж твой уж все ноги сбил, тебя разыскивая. – И спадет пелена с глаз, очнусь от наваждения…
Мимо, покачивая на плечах тяжелое коромысло, прошла молодуха, смерила Ядуна недобрым взглядом:
– Чего припожаловал, Бессмертный? Кого на сей раз привел? Коровью Смерть или другую какую болезнь неведомую?
Меня передернуло. Хуже нет, когда посчитают, будто ты Коровью Смерть несешь. У нас с такими бабами просто поступали – вязали да забивали насмерть, а то и сжечь живьем могли, чтоб уж наверняка истребить порчу. Хоть и жестоко это, а иначе никак с дурной болезнью не совладаешь. Земляной люд понять можно – они скотину поперед себя почитают, сами голодать будут, а Буренушку свою напоят-накормят. Она им – спасение и от холода, и от смерти голодной. Потому и бьют Коровью Смерть люто – без жалости.
– Негоже этак гостей привечать, – отозвалась я в спину неприветливой бабе.
– Мне гости не надобны, – не осталась в долгу она. – Особливо те, что с Ядуном ходят.
И пошла дальше, покачивая полными бедрами. Даже через зипун было видать – добрая баба, мягкая, не мне, костлявой, чета. Не мудрено, что такая меня за мор посчитала, – я с ней рядом, что кость обглоданная возле окорока…
Пока я на нее заглядывалась, Ядун уже ухватил за локоток спешащего куда-то веснушчатого парнишку:
– Как звать-то тебя, богатырь?
Тот расцвел – лестно внимание незнакомца, выкатил вперед худосочную грудь:
– Лагода.
– Скажи, Лагода, Князь-то не в отлучке?
Парнишка понял – не для того остановили, чтоб его стать похвалить, а для того, чтобы о Князе вызнать, заспешил, выдергивая рукав громадной, видать, отцовской шубы:
– Князя у нас отродясь не было, а Княгиня у себя… Ядун выпустил мальчишку, потер руки, оборачиваясь ко мне:
– Князь ихний, когда понял, что меняется, ушел в леса, где и место волху, а Княгиню власть и богатство пленили, лебединые крылья подрезали. Может, и хотела бы она теперь взлететь, из золоченой клети вырваться, да не в силах… Поздно уж…
Мерзок он был, так мерзок, что я не удержалась:
– Без тебя, небось, не обошлось?
Он захихикал, показывая острые, точно у зверя, зубы. Мне его смех не понравился, оборвала:
– Так ты потому о Князе выспрашивал, что старика-волха боишься? Боишься – вернется и за жену отомстит?
