СЛАВЕН
Как Кутиха мыслила, так и вышло – никто меня не остановил. Сколь раз пробегали мимо возбужденные да злые вой, а на меня и не глянули – мужика сыскивали, не бабу…
И лес я споро одолел – не зря дорогу запоминал, пригодилась. Ворвался в избушку лесную ураганом, чуть дверь не смел…
Болотники, меня завидев, окружили, заговорили разом, расспрашивая. Многое объяснять не понадобилось – как услыхали, что попали наши в беду, мигом собрались, вскинулись на лыжи. Уж воевать изготовились, но…
– Нельзя! – Лесной Хозяин загородил дверь могучим телом, врос в пол, словно камень. – Нельзя по нашему лесу в сумерках ходить.
– Пусти! – Бегуну на месте не стоялось.
– Нельзя! – повторил Хозяин, да и Полета ему подпела:
– Сами сгинете – никого спасти не сможете…
Я покосился на болотников. Горели у них азартом лица – засиделись, вестей дожидаясь, а девка все же права была – коли сами помрем, кто ньяру и волху поможет?
Хозяину дверь загораживать надоело, ругнулся в сердцах:
– Кабы знал, что еще уговаривать придется!..
Да, хороши оказались гости, волхом приведенные. Не каждый раз этакие беспокойные попадаются…
– Не надо уговаривать. – Я отошел от двери. – Остаемся, переждем до рассвета.
– Как ты можешь?! – Бегун расстроился, взвизгнул аж. Да и Лис набычился.
– Остаемся!
Я голоса не повысил, а они уже попятились от входа, хоть и глядели по-прежнему волками. Ничего, пусть лучше подуются немного, но живыми останутся. Ночь – на кромке время не лучшее, да и как мне обратно в городище войти? Небось ищут еще…
Ночь холодной и злой показалась. Не грели шкуры, в три слоя накинутые, не шел сон. Вспоминалась сторона родная, Беляна, хирдманны Ролловы… Сколько еще не спать, о родных краях думая?
С первыми лучами солнышка Бегун вскочил, всполошил всех:
– Пора!
Теперь никто с ним спорить не стал, даже Хозяин.
Знакомой тропкой, мимо поляны, где ньяр ногу поранил, мимо елей, под которыми от Багряна скрыться думал, мимо реки, на Мутную похожей… Быстры ноги, когда сердца на выручку спешат…
У городища приметил неладное. Не виднелись вой на воротах, да и земляных незнатей не встретилось возле крепких стен…
– Они хоть с людьми схожи? – опасливо спросил Лис. – Что-то шибко тихо…
Тихо… Словно вымер Шамахан. Я насторожился – иная тишина опасней оружейного лязга…
Ни шороха из-за стен городища не доносилось. Почему? Уловка волхская иль беда неведомая?
Бегун думать не стал – метнулся к воротам, заскочил внутрь и заорал, не таясь:
– Нет тут никого!
Болотники за ним кинулись. Воротные створы качнулись, их пропуская, будто в ловушку заманивали…
А в городище и впрямь никого не оказалось. Тихие стояли избы, молчаливые, ребятня гомонящая не бегала, в снегу веселясь, собаки не лаяли… Наваждение?
Медведь, грузно проминая снег, подошел ко мне, потер пятерней крепкий затылок:
– Олег, помнишь как Чужак о третьем времени говорил?
Я о том разговоре всегда помнил. Знал, спешить надо, а то не успеем ничего, а время уж выйдет…
– Может, мы совсем ведогонами стали? – продолжил растерянно охотник. – Может, пришло уж третье время? Потому мы и не видим никого… То есть людей не замечаем… Нет… Незнатей…
Он сбился, запутался. Лис удрученно закрутил головой.
– Пошли по всем избам! – предложил Бегун. – Кто-то же должен был остаться!
Кутиха! Куда она со своей спиной уйдет?!
Я ринулся к знакомой избе. Болотники хоть и не поняли, куда я и зачем побежал, а покорно потянулись следом, на ходу судача об этой невозможной земле, где за одну ночь все жители городские исчезают невесть куда.
К Кутихе заходить не пришлось. Сидела она у влазни на толстом чурбаке, щурилась на солнышко. Меня углядев, зажмурилась, неверяще головой помотала, а после улыбнулась светло:
– Ты ли?! А это что, вся рать твоя? Невелика рать, право слово!
– Какова есть, – отозвался я. – Ты скажи лучше, куда люди подевались?
– Люди? – она удивленно заморгала.
Тьфу, напасть! Никак у меня язык не поворачивался мужиков и баб обычных ведогонами иль незнатями назвать…
– Ведогоны, – сообразил Лис. – Ведогоны куда делись, бабушка?
– Какая я тебе бабушка?! – возмутилась Кутиха. Даже с чурбака поднялась, с трудом разогнув больную спину. Быстро она оправилась. Вон и румянец уж на щеках заиграл, и сама словно выросла…
– Ладно, не злись. – Я подставил ей плечо. – Говори дело…
Она удобно привалилась, заковыляла к избе.
– Да какое там дело! Ньяра судить пошли. Откуда он здесь взялся только, на свою беду? Говорили, будто Княгиня с ним драться будет, да пустое это. Ньяр против волха, что дите малое – неразумен да неуклюж.
Кабы знала она, кого выручить спешу, верно, не радовалась бы мне так.
– Эрик! – заголосил Бегун. – Эрика убить хотят, а мы тут болтаем попусту!
Ох, не доведет до добра трепливый язык! Жаль, не успел я упредить Бегуна, чтоб помалкивал. Да у него, небось, своя голова на плечах есть! Неужто подумать сперва трудно, чтоб потом не жалеть о сказанном?
Он, простак, и не заметил, как нахмурилась Кутиха – по-прежнему тряс меня за рукав, хныкал:
– Бежать надо, бежать…
– Заткнись! – рявкнул на него Лис. Этот все с полуслова понимал.
– Так это ты ньяра привел? – Кутиха потемнела вся, будто вновь неведомую хворь подхватила.
Лгать ей? Да что толку? Пусть правду знает – выдавать нас все одно некому. Нет никого в городище. Я кивнул.
– Почему?
– Сама знаешь – не мы дороги выбираем, боги указывают, кому куда идти. Ньяр оказался добрым попутчиком, – уклончиво ответил я.
Кутиха задумалась, склонила голову на грудь.
– Идем, идем, – вновь зашептал Бегун.
Я бы его приструнил, но показалось вдруг необычайно важным старухин ответ услышать – замер, боясь пропустить хоть одно слово. Да и куда идти? Кто, кроме нее, подскажет, куда повели ньяра…
– Верно ты сказал, – выпрямилась она, глянула на меня яркими синими глазами. Я и не знал, что они у нее такие синие, только что заметил… – Я себе в попутчицы девку-Верхогрызку тоже не выбирала. Одно скажи – так он тебе нужен, что жизнь не боишься потерять?
Боюсь? Я не одну смерть видел. Сам убивал, да и меня не раз убить пробовали… Мне ли давнишней знакомицы бояться? Глупо, конечно, умереть в земле неведомой, когда столько еще впереди, но коли суждено – так тому и быть…
