Пальцы соскальзывали, колени дрожали, но Анастас упрямо волок тело к потайной двери. За ней нисходила витая лестница.
– Тут тебе самое место! – прошипел игумен и ногой пихнул мертвеца вниз.
Тело покатилось по ступеням. Анастас проследил, как оно упало на пол, закрыл дверь и дважды повернул ключ. С Горясером было покончено. Подвальная клеть, где некогда лежало тело Владимира, скрыла еще одну тайну.
26
Анастас без помех покинул Киев и быстро добрался до Вышегорода. Ни по дороге, ни в самом городе он ни разу не пожалел о содеянном.
Лаврентия херсонесец нашел в церкви. Безумный монах в упоении бил поклоны перед иконостасом и что-то шептал. Из устремленных на святые лики глаз вышегородца катились слезы. Анастасу пришлось трижды окликнуть его. На третий раз Лаврентий обернулся. Должно быть, он посчитал херсонесца видением, поскольку тут же перекрестился и отбил еще один поклон.
– Хватит, брат, – спокойно сказал Анастас. – Господь услышал тебя. По его знаку я пришел к тебе.
Голубые выцветшие глаза Лаврентия расширились.
– Господи Всеблагой, Господи Всемогущий, благодарю тебя, благодарю… – зашептал он.
Анастас хмыкнул. Лаврентий дурак, но нынче он был нужен. И вера его нужна… Только вера удержит Лаврентия от предательства. Через день-другой Окаянный хватится своего любимца Горясера и заподозрит неладное. Еще день потребуется, чтоб выяснить, где скрывается настоятель Десятинной, и еще день – на посыл гонца. Или гонцов…
Анастас не знал, скольких убийц подошлет князь, но, пока Лаврентий веровал в его святость, он был в безопасности.
– Встань с колен, брат, – мягко произнес он. – Мы будем молиться всю ночь, а пока приветь меня. Мое тело изнурено… – Анастас чуть не подавился словами. Давненько ему не приходилось говорить столь мудрено! – А моя душа в смятении. Я хочу поведать тебе о знаке, данном мне свыше. Воля Господа привела меня к тебе, и я прошу о помощи.
Смиренность игумена сломила Лаврентия. Еще раз перекрестившись, он встал.
– Великая милость помочь ближнему, – прошептал он. – Пойдем, брат мой…
Келья Лаврентия оказалась маленькой и сырой.
«Нарочно выбрал самую захудалую!» – глядя, как вышегородец расстилает на полу жесткую циновку, зло подумал Анастас. Игумен не привык спать на полу. Он любил уют, но нынче не стоило привередничать. Выжить бы да дождаться Болеслава. А потом можно повоевать с Окаянным. Еще неизвестно, кто кого…
Анастас устал, его желудок требовал пищи, а тело – отдыха, однако он крепился.
– Я молился, – усаживаясь на циновку, начал он, – когда вдруг меня ослепило яркое сияние. В сиянии я увидел девушку, прекрасную ликом, но темную душой. – Анастас придумывал на ходу. – Она шла по земле и кидала черные зерна. Голос с небес проклинал ее, но люди падали перед ней на колени. Я видел, как она вошла в город, над которым сияли золотые купола, и те окрасились кровью. По куполам я узнал вышегородскую церковь., «Помоги», – сказал мне голос с небес, и я очнулся. В моей келье было светло, хотя за окнами стояла непроглядная тьма. Я упал ниц. «Кому я должен помочь, Господи?! – вопрошал я. – Укажи хоть одним словом!» – «Вышегород», – ответил голос, и сияние померкло. Господь указал на Вышегород, брат Лаврентий, поэтому я здесь. Мое сердце чует беду.
Лаврентий задумался. Его длинное лицо вытянулось еще больше, а глаза стали круглыми, как у совы.
«И откуда берутся такие дураки?» – косясь на ломающего пальцы вышегородца, подумал Анастас и предложил:
– Только молитва поможет нам понять тайный смысл этого видения. Прошу тебя, брат, помолись вместе со мной…
Игумену вовсе не хотелось молиться. Однако, если он заснет на коленях, ткнувшись лбом в пол, вышегородец примет это за новое откровение свыше, а если просто заявит о желании выспаться – вера Лаврентия в его святость сильно поколеблется.
Вышегородец с готовностью опустился на колени перед иконой. Его губы зашевелились. Анастас облегченно вздохнул: теперь можно было попытаться поспать…
А на другой день он уже слонялся по вышегородскому базару. Кутаясь в теплый неприметный охабень, херсонесец искоса поглядывал на красочные прилавки, но больше рассматривал людей. Где-то в толпе могли скрываться убийцы. Анастас надеялся первым распознать их, – как-никак, он знал всех дружинников Святополка, но, сколько ни приглядывался, никого подозрительного не заметил.
«Рано, еще не хватились», – обогнув гончарные ряды, подумал он и тут услышал возмущенный крик:
– Помогите! Держи его!
«Беги!» – подсказал страх, но ноги стали ватными и будто приросли к земле. Крики усилились и слились в невнятный гул. Он катился на настоятеля, нарастал… Грудь Анастаса сдавило, стало трудно дышать…
Мимо промчался высоченный парень с завернутыми по локоть рукавами. Он толкнул игумена, пробежал пару шагов, а потом остановился и оглянулся. На щеках парня горели красные пятна.
– Чего стоишь как столб?! Там такое творится! Журку ловят!
Анастас не знал никакого Журки, но страх отпустил. Охотились не за ним… Пока не за ним…
– А что он сделал? – глупо спросил игумен.
Парень хмыкнул:
– Ну даешь! Ухапил чего-нибудь. Как обычно…
Поймали вора – это Анастас понял, но остальное?! «Украл как обычно»? Выходит, весь Вышегород знал, что этот Журка – вор, и спокойно позволял ему разгуливать по базару?
– Не пойму я… – начал он, но парень нетерпеливо дернул рукой и вытянул шею. Анастас тоже повернулся. На них, гомоня и размахивая руками, надвигались люди. Много людей.
– Все, – сказал парень. – Поймали… Теперь Журке крышка. А ты посторонись, не то сомнут.
Он отступил в сторону, а Анастас не успел. Людская волна накатилась на него, стиснула и понесла вперед.
– Осторожно, дитя не затопчите! – завизжала какая-то баба, однако толпа напирала.
– Прочь с дороги!
Игумен почувствовал удар в грудь. Перед ним очутился рослый дружинник. На груди воина красовалась круглая бляха – знак старшинства.
– Дай проход! – рыкнул ему в лицо дружинник.
Настоятель попятился и воин прошагал мимо. Следом двое мужиков проволокли тощего парня с белыми, как лен, волосами. Рубаха бедняги пестрела кровавыми пятнами, голова бессильно моталась из стороны в сторону, а ноги волочились по земле.
– Ох, беда! Зачем уж так-то… Что заслужил… Хватит, допрыгался! Убогий же, могли и пожалеть…
Противоречивые возгласы доносились со всех сторон, и Анастас начал понимать, в чем дело. Беловолосого парня звали Журкой. Должно быть, он уродился калекой или блаженным, потому ему прощали воровство, но людское терпение не беспредельно…