На дворе стояли длинные лавки, суетились девки с подносами, а дюжие молодцы подкатывали бочонки с медом. Анастас прошел мимо всей этой суеты и ступил в терем. Гомон оглушил его.
– А-а-а, Анастас! – Гашек призывно махнул рукой.
Херсонесец поморщился. Ему хотелось вдосталь насладиться победой, но поляк сидел за столом для дружинных людей, а не на возвышении возле князя. Однако выбирать не приходилось.
Херсонесец присел на скамью рядом с Гашеком, зацепил кружку с вином и поднес ее к губам.
– Повидался со своими? – поинтересовался воевода.
Анастас отвлеченно кивнул. Он разглядывал пирующих. Веселье было в самом разгаре. Глаза воинов блестели, на щеках привычных к пряным винам бояр выступил румянец.
– Долгонько ты, – дыхнул отвратительным перегаром Гашек.
Анастас выдавил улыбку. Гашек был ему противен. Тупой, чудом выбравшийся в воеводы мужлан. Сила есть, ума не надо… Херсонесец отхлебнул глоток терпкого пойла и покосился на княжеский стол.
«А князь-то веселится от души, – заметил он. – Должно быть, получил вести из Новгорода. Люди поговаривают, будто Ярослав сидит в своем уделе тише воды ниже травы, а того глядишь, день-два, и сбежит за море. Вот Окаянный и радуется…»
Мысли бывшего настоятеля стали путаться. Он подтолкнул Гашека локтем и указал на блюдо с соленьями. Осоловевший от вина воевода неловко потянулся, уронил на пол чужой кубок и, забыв о соленьях, с руганью сунулся поднимать. Рубаха обтянула его широкую спину. Сквозь ткань проступило темное пятно пота. Анастас брезгливо отвернулся. Мужик и есть мужик, хоть ряди его князем, хоть воеводой…
– Я прикажу привести ее силой, коли… – долетел до него гневный голос Святополка.
Князь сказал слишком громко. Шум стих. Кое-где возмущенно зашушукались киевские дружинники, бояре схватились за кубки, словно хотели спрятать за коваными ободами покрасневшие лица, а польские воины одобрительно загудели.
– Негоже… Княжну и силком… – раздался чей-то зычный шепот и тут же смолк.
Анастас усмехнулся. Значит, Святополк вознамерился нынче же отдать Предславу польскому королю? Что ж, будет забавно поглядеть, как гордую княжну, будто рабыню, за косу приволокут в залу…
– Дочь Владимира никто и никогда не приводил силой! Я рада твоему празднику, дорогой брат! – неожиданно произнес за спиной игумена густой женский голос.
– Княжна… – выдохнул зал. Багровые капли плеснули из дрогнувшей кружки херсонесца и расплылись по скатерти некрасивыми пятнами.
Княжна прошествовала мимо столов. За ней мягко, по-кошачьи проскользнул наемник. Казалось, он даже не заметил Анастаса. Предслава подошла к возвышению и требовательно протянула руку. Болеслав вскочил.
«Попалась птичка, – подумал Анастас. – Король еще недостаточно пьян, чтоб взять ее силой, но к концу пира…» Перед глазами херсонесца возникло видение: униженная Предслава в разорванном платье, пятна крови на серебряном шитье, смятая кровать. Вот тогда-то гордая княжна пожалеет, что отвергла его дружбу!
Болеслав коснулся пальцев княжны. Она оперлась на его руку, презрительно улыбнулась и поднялась к княжескому столу.
– Мы заждались… – то ли прошипел, то ли прошептал Святополк.
Он был недоволен. Ему хотелось унизить сестру, подарить ее поляку как диковинную безделицу, а она явилась сама! Но, как бы там ни было, Болеслав улыбался, и Святополк скрыл досаду. Нынче удовольствия польского родича были для него важнее собственных. Болеслав со своим войском служил надежным щитом от Новгородца.
Предслава села. Рядом, будто равный, уселся Горясер. Херсонесец вонзил ногти в ладони. Там на возвышении, над этими мелкими людишками, должен был сидеть он, Анастас, а не какой-то вонючий наемник!
– За здоровье Предславы! – выкрикнул кто-то смелый.
– Здоровье княжны… здоровье… – загалдели вокруг.
Болеслав вскинул руку с кубком. Предслава выпрямилась. Крики воинов казались ей издевательством. Каждому пирующему, от князя до черни во дворе, было ясно, для кого она предназначалась на этом празднике. Все знали, что этой же ночью дочь русского князя ляжет в постель к польскому королю, словно дворовая девка к господину. Знали и, как ей казалось, радовались. Другая вскочила бы и со слезами выбежала из залы, но княжна сдерживалась. Она потянулась к кубку. Пир зашумел с новой силой…
34
Предслава с Горясером ушли. Мне хотелось плакать, но слезы застыли внутри тяжелым соленым камнем. Ревность грызла душу изнутри, как червь яблоко. Рано или поздно она должна была бы меня убить. Поэтому я скрутилась в комочек на старом тряпье, ткнулась лицом в ладони и стала ждать смерти. Долго ждала… Однако умереть не получилось. А за дверью зашаркали чьи-то шаги, раздалось невнятное бормотание, всхлипы. Что-то упало, загремело. Я сползла с мягкого вороха и осторожно выглянула в дверную щель. Никого… Так и должно быть. Святополк наверняка дает пир в честь родича. Все веселятся, а кто не пирует, тот прислуживает пирующим…
– Ы-ы-ы, – застонало в глубине перехода.
Я прижалась ухом к щели.
– Гы-ы-ы!
Далеко. Должно быть, в самом конце коридора, у входа в покои княжны.
Я высунула голову в щель и пригляделась. В полутьме корчилось что-то белое с серебристым. Оно же и стонало.
– Молчи! Моя будешь… Не пожалеешь… – донесся до меня глухой мужской шепот. Язык у говорящего заплетался. Тот то ли перепил, то ли помутился рассудком от вспыхнувшей страсти.
Мне стало скучно. Насильники есть везде. В простой избе и в княжьем терему. Такова уж наша бабья доля – терпеть и мучиться. А эта, похоже, не так уж и противится. Не кричит, не зовет на помощь. Баба рванулась. Я разглядела белое пятно лица и закрывающую ее рот мужскую руку. Вот почему она не кричала! Длинные, выбившиеся из косы золотые пряди упали на ее плечи. Девка! От неожиданности у меня перехватило дыхание. Взять силой бабу – еще куда ни шло, но лишить чести девку хуже убийства!
– Помо… – на миг высвободившись, тонко взвизгнула несчастная.
Я выскочила из клети, метнулась к выходу, но на полпути остановилась. Пока бегаю за помощью, насильник уже добьется своего. Я оглянулась. Ударом ноги мужчина распахнул дверь в покои княжны и потянул девку внутрь. Тонкие девичьи пальцы цеплялись за косяк.
– Эй, ты! Эй! А ну пусти ее! – завизжала я и кинулась к покоям княжны.
Не успела. Стукнула закрывшаяся дверь. Задыхаясь от ярости, я ударила ее плечом. Бесполезно. Насильник заперся на засов.
– А ну открой! – Я врезалась в дверь всем телом и почувствовала, как проваливаюсь в пустоту. Руки сами уцепились за косяк, удержали.
Девушка лежала на кровати Предславы. Насильник придавил ее своим телом. Я видела лишь его широкую спину. Тяжелый светец пришелся мне прямо по руке. Я метнулась вперед и обрушила его на голову мужчины. Метила в голову, а угодила в плечо. Взревев от боли, насильник развернулся. Девка в серебристой одежде сползла на пол и вжалась в ножку кровати. Нечто тяжелое, пахнущее потом и вином навалилось на меня и швырнуло на постель.
