Горница Окаянного показалась мне пустой. В ней не было Горясера. Его угол занял невысокий широкоплечий воин в темной рубахе, наискось перевязанной кожаным ремнем. Из-под ремня торчала рукоять ножа. Святополк сидел у окна. Лицо князя было недовольным.
– Доброго здоровья тебе, – поклонилась я. Он кивнул. Как обычно… – Нынче княжна до полудня молилась, потом…
– Хватит! – Окаянный вскочил и врезал кулаком по боковине стула. Воин в углу встрепенулся. – Не мели пустого! Надоело! Ты не затем к княжне приставлена, чтоб спать ее укладывать, а затем, чтоб ведать все ее помыслы! Поняла?!
– Чего тут не понять?
– А коли поняла, так ступай и завтра говори иначе! Не то пожалеешь, – рявкнул Святополк. Холеная рука взметнулась вверх.
Невысокий воин мигом оказался возле меня.
– Иди, иди, – грубо пробурчал он.
Ноги понесли меня к терему княжны. Я вошла и устроилась на лавке у дверей в ее покои.
– Найдена! – раздался из-за двери требовательный голос.
Чего еще? Я встала, поправила рубаху и вошла в горницу.
– Поставь лучину. Не хочу спать без света, – приказала Предслава.
Я вытянула из стопки толстую лучину, подпалила ее и зажала в светце.
– Теперь хорошо?
Отблески неяркого пламени заплясали по замершим на белом одеяле рукам Предславы.
– Поди сюда, Найдена.
У меня в груди завозилось нехорошее предчувствие. Однако пошла.
– Ближе.
Я склонилась.
Такой прыти от княжны я не ожидала. Ее только что спокойные пальцы вспорхнули с одеяла и вцепились в мою косу. Сильный рывок бросил меня на колени. Затылок задергало болью. Предслава спрыгнула с кровати и накрутила мои волосы на руку. Толчок – и я ткнулась лбом об пол. Щека ощутила холодок половицы, а перед глазами возникли холеные ножки княжны.
– Наушничать повадилась, тварь? Я тебя из грязи подняла, в терем допустила, а ты?! К Окаянному бегаешь, болтаешь с ним каждый вечер? О чем же у вас разговоры?!
Она мотала мою голову из стороны в сторону. Моя щека терлась об пол, а из скошенного рта вытекала тоненькая струйка слюны. От боли и неожиданности я растерялась.
Предслава довольно хмыкнула и вновь впечатала меня лицом в половицу:
– Говори правду, дрянь!
«Правду? А с какой стати? – про себя возмутилась я. – Сама-то она помалкивает! Тоже мне, нашлась правдолюбица! И волтузить меня ей никто права не давал. Это она свою Палашку может за косу крутить, а мне указывать нечего!»
– А ну пусти! – Преодолев боль, я извернулась и сгребла узкие щиколотки мучительницы. Она тонко взвизгнула и рухнула на пол. Однако косу не отпустила.
– Мразь! – Ее раскрасневшееся лицо очутилось напротив.
– Сама такова!
Страха во мне не было. Подумаешь, княжна! А руки распускать не позволю! Я выбросила ладонь вперед и вцепилась в ее горло. Предслава захрипела.
– Пусти, говорю!
Она разжала пальцы.
– Хочешь правду? – Я крутнулась и, усевшись верхом на распростертую княжну, быстро закрыла ее рот ладонью. – А сама не больно правдива… Путаешься с наемником.
Ее глаза округлились.
– Думала, не знаю? Как бы не так! Слышала, как ты в темной клети, с Горясером… – Я мотнула подбородком на дверь и вдруг ощутила горечь от прежней наивности. – А я-то, дура, шла к тебе из Новгорода, от Ярослава.
Предслава задергалась. Моя ладонь соскользнула. Однако княжна не закричала.
– Ты… чего говоришь? – – слабо выдохнула она.
На меня навалилась усталость. Будь что будет… Ничего больше не хочу…
– Зови стражу. – Я отпустила Предславу и сползла на пол. – Пусть вяжут. Нынче не повяжут, так завтра прибьют. Поганая ваша княжья порода… Не ты в яму посадишь, так твой окаянный братец со свету сживет.
Только теперь я почувствовала на губе кровь. Вытерла ее рукавом и закончила:
– Ярослав тоже хорош. «Или ступай в Киев или подавай убыток…» Тьфу!
На душе стало легче. Не то чтоб совсем хорошо, но легче. Даже скорая смерть показалась не такой уж страшной. Всем рано или поздно придется…
– Какой убыток?
Я посмотрела на нее. Княжна уже успела сесть. На ее белом горле темнели два пятна от моих пальцев.
– Ты сказала, что пришла от Ярослава? Какой убыток хотел возместить мой., брат?
– Не важно, – хмуро ответила я. – Ярослав приказал, я пошла. А тут ты с этим поляком, будь он неладен… И Святополк… Накинулись на меня, будто свора на зайца.
Княжна вовсе утратила спесь. Ее голос задрожал, холеные руки молитвенно прижались к груди.
– Что передал мой брат?
– Говорил, что хочет тебя освободить. Чтоб ты не досталась поляку. А ты и так не досталась. Значит, моя совесть чиста. Уйду я…
Я встала и отряхнула рубашку. Хватит рассуждать. Не хочет звать слуг – не надо, но прислуживать ей я больше не буду. Дам деру, пока нет Горясера. Кто остановит? А там – ищи ветра в поле.
– Подожди! – Голос княжны стал просительным. – Не уходи.
Она тяжело вздохнула и стала подниматься. С трудом, будто больная. Помочь, что ли? Нет, не стану. Допомогалась уже.
Постель под телом княжны заскрипела. Я шагнула к дверям. Тишина… Неужели отпустит? Не позовет стражников наказать обидчицу и стерпит оскорбление от безродной девки?
– Да подожди же! – Она чуть не плакала.
Я остановилась:
– Чего ждать? Хочешь посадить меня в яму – зови слуг, а нет – отпусти.
– Далась тебе эта яма!
«Гляди-ка, умеет разговаривать, как обычная баба, без спеси, – удивилась я. – А казалось, что она с таким голосом уродилась. Как-никак, княжьего рода…»
– Ко мне нынче приходила Палашка. Клепала, будто ты наушничаешь Окаянному, – договорила княжна.
Я сплюнула на пол. Поглядела на княжну и призналась:
– Она не клепала. Окаянный меня к тебе приставил и велел обо всем доносить.
– Но ты говорила, будто пришла от Ярослава.
– Я и пришла от Ярослава. Сначала. А потом меня нанял Святополк. После той ночи, после пира…
Предслава залилась румянцем:
– Ладно, не вспоминай… Ты ему сказала?
– Очень надо… – Я фыркнула. – Ничего я не сказала… Ни о тебе, ни о наемнике. Не мое это дело…
– О наемнике?
Зачем она притворялась? Хотя ее дело. Нравится ей скрытничать – ради Бога. Лишь бы отпустила.
