Она вспомнила тот ужин у Водопадов, самодовольных лордов, абсолютно уверенных в своем праве распоряжаться Джейм по собственному желанию. Кенцират принадлежал им, не так ли? Естественно, они могли делать с ним все, что захотят. Но что они знали о кровной вражде между Норфом и Рандиром, все еще гноящейся, как нарыв, после стольких лет, или о злобствующих в своей грязной норе жрецах, или о тайной жизни их собственных женщин? Ничто не было наверняка, как они снисходительно притворялись, даже их власть над этими северными землями, возможно навсегда выхваченными у них из-под самого носа.
И это те люди, которые говорили, что она может принадлежать Кенцирату, лишь играя предписанную ими роль, всегда и везде живя под маской их условностей.
И она согласилась на это, приняла правила, даже сбежав из Готрегора. Ведь Джейм приготовилась существовать с отметиной Калистины на лице как со знаком своей несостоятельности.
Джейм взглянула на клочок ткани, все еще зажатый в руке. «Вода, вода, ищи…» Детская дразнилка. Проклятая игра смятения и потери собственной личности.
Но цель игры — вовсе не найти себя. Скорее, ты спасаешься от безглазой маски, ловя кого-то другого, принимая чужое имя, которое следующий водящий может, в свою очередь, отобрать у тебя. Что ж, пытаясь играть по их правилам, она оказалось чертовски близка к тому, чтобы полностью потерять себя.
«Хватит», — решила Джейм, позволив маске упасть. Благодаря Киндри ее лицо снова вернулось к ней, и, видит бог, она намерена с честью носить его.
— Это действительно может произойти, — бормотал Индекс — Мы и вправду можем потерять Заречье. Милостивые Трое, это же катастрофа!
— Почему? — спросила Джейм.
Все головы повернулись к ней.
— Я хотела сказать, — медленно пояснила она едва проклюнувшуюся мысль, — что мы попытались сделать Заречье своим домом, пренебрегая его истинной природой, будто бы… будто натянув на него маску. Но оно же всегда было неким капканом, не так ли? Мы не могли поддерживать себя здесь, так что пришлось, подобно торговцам, сдавать в наем свой народ — практически продавать людей. К тому же девять главных семей, составляющих Высший Совет, поглощены лишь идиотскими политическими играми, а изолированным второстепенным Домам у Барьера приходится охранять нас от Темного Порога в одиночестве. Если посмотреть с этой стороны, жизнь в Заречье извратила все то, что делает нас теми, кто мы есть — или должны быть.
Индекс фыркнул:
— Ты говоришь подобно сумасшедшей старухе Коттиле, которая вечно нудит о том, как мы предали доверие, будто наш чертов бог не бросил нас первым.
— Но разве это меняет нашу ответственность? Почему все выкинули из головы, для чего были предназначены мы, кенциры?
— Вероятно, — вставила Зола, — потому, что никто из нас не подходил к этому так близко, как ты, Карающий.
— Нужно также принять во внимание, — едко заметила Кирен, — что потеря Заречья сейчас раздробит Кенцират. Я восторгаюсь твоим братом. Он намного лучше, чем мы заслуживаем, и единственный, кто был способен удерживать нас вместе так долго. Но не перед лицом этого. Кроме того, вспомни, что успех мерикитов сегодняшней ночью означает приношение в жертву Горы Албан. Как тебе это понравится?
Джейм в смятении глядела на эти вдруг ставшие враждебными лица. Они видят ее без маски, ее, чужака, потенциального разрушителя. Что ж, возможно, так и есть. Все слабости и недостатки, которые она открыла в своем народе, все тайны, — одно мгновение весь Кенцират, казалось, лежал зажатый ее ладонью в перчатке, обнаженный и хрупкий.
«Некоторые вещи необходимо разрушить…»
Но на самом деле она держала руку Шип, точнее, это та стискивала ее пальцы в немом отчаянии, угрожая раздробить кости. У нее есть обязательства перед Шип, Марком, да-да, даже перед Тори, и она не имеет права совершить что-то необратимо глупое.
«Сперва подумай и только потом бери на себя ответственность, — внушала она себе, пытаясь ослабить хватку Шип. — Так и будет, я подумаю, подумаю».
Снаружи раздался приглушенный вой, полыхнул голубой свет, раз, другой, третий. Секунду недоуменной тишины после первой вспышки разбил гул настойчивых голосов, причем голос Сынка перекрывал остальные.
— Ну что там? — волновалась Джейм, не получая ответа. — Ты же ученая, так опиши!
— Самопроизвольное последовательное возгорание факелов, — доложила Кирен, верная полученным навыкам. — Синие огонь и дым, указывающие на неизвестные свойства. Вывод… Проклятие. Готово или нет — вот оно.
Индекс чуть не кукарекал от возбуждения. Каков бы ни был исход, он все-таки получил свое лакомство.
— Старейшины приказали Сынку и Претенденту проникнуть на площадь до того, как она закроется. Зеленозадый выглядит так, словно уже малость подпачкал портки. Сынок спорит. Он срывает с себя одежду, подхватывает горсть углей, нет, роняет их. Придурок, обжег пальцы. А еще вякал что-то об осуждении Сгоревшего Человека! Маслол показывает…
Трое летописцев смотрели с глубочайшим интересом.
— Что? Что?
Индекс откашлялся, прочищая горло:
— Это, гм, неким образом связано с отсутствием у него кос с правой стороны.
Старый дурень. Чью невинность он думает уберечь?
— Ты имеешь в виду, — уточнила Джейм, — что он производит больше впечатления в штанах, чем без них?
Ей ответил визгливый хохот. Лохматый мальчишка выпрыгнул из-под окна — он лежал там, подслушивая, и закричал что-то великану мерикиту.
— Проклятие, — снова выругалась Кирен. — Кто бы мог подумать, что негодник знает кенский?
Дверь кузницы с треском распахнулась. На пороге стоял голый Сынок, неуклюжая черная громадина на фоне ослепительного сияния двора. Его голова быстро крутилась, разыскивая. Какая-то девка в маске сперва осмеливается ударить его — его, Любимца Земляной Женщины, — а теперь такое!..
Он увидел лишь одну маску. И бросился на Кирен.
Зола шагнула вперед, загородив юную летописицу. Старейшины мерикитов забрали у певицы посох, так что она встретила гиганта движением текущей воды, послав его, уже неуверенно шатающегося, в темный задний угол. Судя по раздавшемуся грохоту, он наткнулся на груду железного лома. Вопли ярости смешались со скрежетом ржавого железа и треском рвущихся прогнивших мехов. Хотя в любой момент Сынок мог выкарабкаться.
— Ты Карающий, — прокричал Индекс через всю комнату Джейм. — Сделай что-нибудь!
Джейм аж зарычала. Ей нужна была по крайней мере свобода передвижения, но Шип, ушедшая так далеко в предвестья, что с шевелящихся губ срывались лишь легкие облачка тумана, все еще сжимала ее руку. Может ли Джейм предать доверие кендара и вырваться?
Из тени появился Сынок и побрел в передний угол, туда, где перед Кирен застыла Зола. Певица проговорила что-то на языке мерикитов и указала на Джейм.
