Шум заставил его резко повернуться, раненая рука метнулась к пустым ножнам на бедре.
Из пыли, спотыкаясь, вышел Серод. Узкое, напряженное, бледное, испачканное пеплом лицо; он как никогда был похож на мертвый флаг Генжера, — незаконный ублюдок Каинрон, сжимающий Разящего Родню в грязных лапах.
Торисен побелел под слоем пыли и щетиной.
— Измена! — воскликнул он низким хриплым голосом.
Южанин в ужасе отпрянул, неуверенно поднимая запятнанное кровью лезвие.
Джейм скользнула между ними:
— Тори, нет! — Она схватила брата за руки, чувствуя в них силу куда большую ее собственной. — Засов задвинут!
Он моргнул, недоуменно и — вдруг — пугающе ранимо:
— Какой засов?
Невозможно объяснить сейчас — а может, и никогда потом, — что она заперла дверь в образе его души, оставив по ту сторону безумие их отца. Довольно и того, что вопрос он задал своим голосом, а не голосом Ганса.
Серод опустился на колени, отвернув лицо, но с опаской глядя исподлобья, и протянул Разящего Родню рукоятью вперед, — преданная змея, сбитый с толку доносчик, вдруг обнаруживший себя на столь заметном, просто бросающемся в глаза месте.
— Компания, — тихо сказала Джейм.
На дальней стороне круглой вмятины стоял Чингетай. Вокруг него сгрудились шаманы-старейшины, их помощники, включая и прежнего Претендента, сжавшегося позади серым настороженным комком. Вождь не отрывал взгляда от Разящего Родню. Боевой клинок Норфов приходил в эти холмы прежде в других руках, и оставил он после себя передаваемые из поколения в поколение истории. Ни мерикит, ни его сторонники не были вооружены ничем, кроме отобранного посоха Золы.
И все-таки число их вдвое превосходило кенциров.
Торисен принял Разящего Родню и оглянулся на мерикитов, нечаянно чиркнув острием меча по земле. Кровь Сынка сбежала с лезвия и капнула маленькой лужицей у ног лорда. Джейм отступила на шаг, становясь рядом с братом. К колену прижалось косматое плечо, значит, подоспел вольвер. Глаза мерикитов скосились поверх голов противников — это Железный Шип застыла за спиной Торисена, а бездыханный холод позади говорил о присутствии Золы. Серод торопливо удрал в тыл, слышно было, как там Кирен и Индекс удивленно приветствуют его.
Две передние шеренги подозрительно разглядывали друг друга.
— Хорошо, — мягко сказал Торисен. — Я готов обсудить предложения.
— А ты сможешь справиться с этой штукой одной рукой? — пробормотал Лютый уголком рта.
— У тебя кольцо отца на той же руке, что и меч, — сказала Джейм, — и Разящий Родню только что отведал живой крови. На твоем месте я поостереглась бы ударять по чему-нибудь.
Он кинул на нее нетерпеливый взгляд:
— Не хочешь же ты сказать, что великая сила Разящего всего лишь бесхитростный фокус для недоумков? И кстати, именем Порога, откуда тебе знать?
Джейм скорчила рожу:
— Оттуда, откуда обычно: из проб и ошибок.
Внезапно Чингетай разразился речью. Сперва все его внимание было обращено на меч, он был рассеян. Затем, однако, вождь обрел свой нормальный, зычный бас, и из заднего кольца ему вторило писклявое эхо — Индекс переводил своими словами.
Упоминалась резня в Киторне восемьдесят лет назад, причем подразумевалось, что вина лежала на все испортивших жертвах. Последовавший за бойней сбор Марком цены крови чуть не загнал мерикита в тупик, но после краткого колебания он продолжил пахать дальше, сея страстность.
— Какой толк от всего этого? — бросил через плечо Торисен.
— Тсс! Он заканчивает древнюю историю.
Чингетай угнетенно подпрыгнул.
— Это все его вина! — проревел он по-мерикитски, сгребая с земли и размахивая отсеченными останками своего сына.
То, что последовало дальше, было проявлением все того же открытого осуждения, вождя не смутила даже неспособность Сынка выслушать порицания. Хотя священное пространство распалось, Джейм обнаружила, что ей не нужен ликующий перевод Индекса, чтобы понять Чингетая, поэтому она знала, что говорит мерикит даже тогда, когда старый летописец оборвал фразу и очевидно стал задыхаться.
— Нет! — закричала она, с досадой открыв, что ее новоприобретенное знание языка не включает способность объясняться на нем. — Индекс, скажи ему, что это невозможно!
Завершив обвинения ногам Сынка, Чингетай на миг растерялся, не зная, что делать с ними дальше. Затем, пожав плечами, швырнул конечности в колодец и выкарабкался из углубления. Джейм отступила, когда он, забыв всякий страх перед Разящим Родню, бросился к ней с широченной ухмылкой на черном лице. Девушке едва хватило времени, чтобы рассмотреть, что под коркой угольной пыли вся его кожа покрыта татуировками, как она тут же оказалось сжатой в медвежьих объятиях, от которых трещали ребра.
— Нет, нет, нет! — лепетал Индекс, вцепившись в руку Тори — руку с мечом.
Слыша быстрые шаги Шип за спиной и рычание вольвера, Джейм махнула им рукой — остыньте, мол.
— Это не то — ойк! — о чем вы подумали!
В следующий момент ее отпустили, — можно чуть-чуть восстановить дыхание, пока мерикиты вслед за своим вождем шаркают со двора. По пути они чуть не столкнулись с Коттилой и Лурой, но, пристально и свирепо оглядев их, обошли стороной. Джейм вспомнились трофейные кожи мерикитов в апартаментах Калдана.
А тем временем Индекс скорчился в еще одном приступе удушья, бывшего, несомненно, бурным хохотом:
— Кенцирская девчонка, всученная Чингетаю как новый Любимец, его наследник на год! И что этот псих делает, чтобы сохранить лицо и безопасно увести своих людей? Провозглашает ее своим новым сыном, чтобы она взяла имя того юного идиота и натянула его сапоги, — видят предки, ему они больше не понадобятся. Эй, ну и что ты на это скажешь?
— Только одно, — сердито зыркнула Джейм. — Если этот человек думает, что я буду стараться заслужить хоть одну правую косичку, ему придется ждать очень долго.
— Хо-хо-хо! — Старик утер глаза и нос, текло у него изо всех мест. — Но, между прочим, тут все еще земля мерикитов. Чингетай ушел поднимать свою деревню. Он вернется так быстро, как только сможет, и приведет все племя, чтобы убить нас всех, кроме, конечно, любимого сына. Самое время убраться отсюда.
«Самое время», — молча согласилась Джейм, глядя наверх.
Сквозь просветы показалась Гора Албан, незащищенные внутренние стены мерцали призрачным серебром на фоне серой зари. Красные облака начали рассеиваться, огонь в них потух с проблеском первого дня Лета. Предвестья наконец-то рассыпались. Училище готово к отбытию.
Внизу светящиеся клочья тонкой струйкой вытекали из развалин кузни. В глубине, у наковальни, где дымовая труба все еще поддерживала заднюю стену и часть крыши, легкий туман еще сиял, будто яркий луч падал из открытой двери. И на его фоне двигалась темная фигура, смахивая завитки тумана с одежды пустынника шелковым носовым платком.
