«Думай о чем-нибудь другом, Бур».
— Надеюсь, — произнес он, — что в этом вине было только успокоительное, а не что-нибудь похуже.
Ардет пожал плечами:
— Настойка черного паслена никогда не приносила вреда ни одному высокорожденному. Хотя доза не была рассчитана на кендаров. Тебе не следовало приказывать ему пить.
Торисен вздрогнул. О букете вина тоже нужно было спросить раньше. Куски минувшей ночи ускользали от него. Он заставил себя полуобернуться, все еще стоя спиной к пустому креслу. Упавший слуга на противоположном конце стола обмяк, вокруг головы застыла красная лужа — нет, не кровь, только вино. Лорд прикоснулся к широкому плечу Бура. Связь между ними говорила ему, что кендар всего лишь спит, но ему становится трудно дышать. Лежать вниз лицом в одурманивающем напитке…
Лорд осторожно повернул голову товарища, очистил ему нос и рот. Его руки снова начали трястись. Шестнадцать лет они были вместе, прошагали сквозь дюжину адов, не считая Уракарна, и вот теперь он чуть не позволил Буру задохнуться, находясь на расстоянии вытянутой руки от него.
— Это все ты и твои проклятые зелья, — раздраженно бросил Торисен Ардету. — Ты никогда не пытался обойтись без них?
— А зачем? Мальчик мой, если бы я мог убедить тебя…
— Нет!
Может, лекарства Ардета сами по себе и не были плохи — в конце концов, высокорожденных практически невозможно отравить, — но они могли лишить Торисена той малой защиты, что давал ему отказ от сна. Старый ужас вернулся и сжал крепкой рукой горло: не просто видеть страшные сны, но оказаться в ловушке одного из кошмаров без всякой возможности пробудиться. Всю ночь он чувствовал на себе цепкие пальцы жути, но заря уже близка.
«Держаться, только держаться…»
Он обнаружил, что опять стоит перед изукрашенным резьбой зеркалом Передена. В стекле, казалось, качалось одно только бледное лицо, черный плащ и волосы словно и не отражались. Комната позади была тускла, в нее проникал лишь серый свет из незакрытых окон. За спиной стояло кресло — его кресло, то самое, из комнаты в башне Готрегора, и в нем сидела неотчетливо видная фигура. Лорд, ты, должно быть, уснул, и тебе не очнуться больше…
Тени на заднем плане в зеркале задвигались: в покоях командующего в Котифире появилось призрачное отражение вольвера Лютого, вошедшего и резко остановившегося.
— Я чую кровь, — прорычал он.
Торисен недоуменно уставился на свою левую руку, на красный ручеек, бегущий меж белых шрамов. Он так сжал Разящего Родню, что эмблема на рукояти треснула.
Ар дет нервно подался вперед:
— Позволь мне посмотреть. — Он взял тонкую, изящную руку Торисена и повернул ее ладонью вверх. — Ты так жесток к себе, мальчик мой. Еще шрамы…
— Довольно, — прохрипел Торисен, вырвав руку с такой силой, что старый лорд пошатнулся. — Более чем довольно.
— Мальчик мой?..
— Нет. Твоим мальчиком был Переден, и он мертв. Помнишь? — Он сорвал с левой руки перстень с печаткой-изумрудом и подбросил его. — А я сын Серого Лорда Ганса, в прошлом — командующий Южным Войском, в настоящем — Верховный Лорд Кенцирата, и я не позволю унижать себя или шпионить за собой. Понял?
Ардет отступил.
— Милорд! — сказал он, вздрогнув. — Я осознаю, что ты устал и болен. Я покину тебя, чтобы ты смог отдохнуть.
Он удалился, отдав формальный салют, намеренно не взглянув на вольвера, скорчившегося в тени, — Лютый остался на страже.
Торисен секунду глядел на кольцо Ганса, потом надел его на палец правой руки. Может, так чувствовал себя и Переден, стараясь избавиться от боли, перенося ее на других? Еще миг — и лорд довершил бы месть завистливого мальчишки, рассказав Ардету всю правду о его сыне, и это после всего, что он сделал, чтобы защитить старика от нее. Торисен закрыл руками лицо, не обращая внимания на кровь, сочащуюся между пальцами.
Милостивые Трое! Он наверняка сходит с ума.
«И чья это вина? — спросил голос Ганса. — С тобой все было в порядке, пока не вернулась она, твоя темная половина. Теперь не будет тебе покоя, до тех пор пока она…»
— Что? — вскинувшись, удивился вольвер Лютый.
Но руки Торисена уже оторвались от глаз, скользнув по лицу и закрыв рот, останавливая слова. Вставшая дыбом шерсть вольвера медленно опускалась. Знает ли друг, что говорит сам с собой? «Темная половина» — это, должно быть, отыскавшаяся сестра Тори, которую Лютый встретил прошлой зимой у Водопадов и которая ему очень понравилась.
Пока она… что?
Отворачиваясь от Ардета, Верховный Лорд вновь оказался лицом к лицу с зеркалом. Теперь он застыл, вглядываясь в него. Лютый видел только отражение Торисена с размазанным по щеке пятном крови, вытекшей из порезанной ладони. Из горла высокорожденного вырвался полузадушенный звук:
— Нет. Я отказываюсь смотреть этот сон. Отказываюсь… Нет!
— Не надо! — взвизгнул вольвер.
Слишком поздно. Разящий Родню уже покинул ножны и со свистом рассек воздух. Стекло с дребезгом раскололось. Лютый сбросил все еще лежащего без сознания Бура на пол и прикрыл его собственным телом от разлетающихся кругом острых как бритва осколков. Затрещало дерево. Взметнулась туча глиняной пыли. Лютый расчихался так, что даже не успел понять, что произошло. Потом он поднял голову. Зеркала не существовало. Мало что осталось и от толстой (не меньше фута) стены за ним, там где клинок встретился с кирпичом. Серый луч зари пробивался через зазубренную дыру в полумрак комнаты. Снаружи завыли собаки.
— Сукин сын, — благоговейно выдавил Лютый. — Ты все-таки заставил эту чертову штуковину работать. Тори, ты где?
Пыль начала оседать. Комната была пуста. В ней не было никого, кроме вольвера и распростертого на полу Бура. А внизу по камням зазвенели копыта. Лютый высунулся из прорубленной в стене дырки как раз вовремя — он увидел уносящегося прочь на своем четвертькровке-винохире Урагане Торисена со все еще зажатым в руке обнаженным Разящим Родню.
Лютый вспомнил старые песни. Не извлекай из ножен боевой меч, особенно такой, если не намереваешься убить кого-то.
«Не будет тебе покоя, до тех пор, пока она…»
Жива?
— О нет, — застонал вольвер. — Тори, нет. — Он упал на все четыре лапы и выбежал из комнаты, поскуливая. — Тори, Тори, подожди меня!
ЧАСТЬ 3
Заречье: пятьдесят пятый — пятьдесят восьмой дни весны
Глава 1
Заречье распростерлось в верховьях Серебряной реки, окружали лощину Снежные Пики — труднопроходимая страна длиной в двести миль, а шириной едва-едва десять. Серебряная река служила границей между двумя гигантами Центральных Земель, Башти и Хатиром. Когда они были в самом расцвете своего могущества, тысячу лет назад, то построили вдоль реки крепости — от Водопадов до Киторна. Однако снабжать северные гарнизоны всегда было трудно. После сильнейшего землетрясения, прокатившегося по всей Серебряной и разрушившего все проезжие пути, горные замки были брошены и уступлены Кенцирату в обмен на военную поддержку. С тех пор солдаты-кенциры и служат наемниками в Центральных Землях, и Заречье почти ничем не поддерживает их.
