— Ох, глядите, глядите!
Учительница, споткнувшись, отступила на шаг, словно ее оттолкнула внезапная чужая вспышка гнева, слишком поздно вспомнив все, что она слышала об убийственном характере Норфов. Инстинктивно она прижала к груди вышивку, прикрываясь ею, как щитом, и отшатнулась, когда рука в перчатке пронеслась перед ней размытой черно-белой дугой.
Потом Норф развернулась и вышла из комнаты, ее поспешные шаги, сдерживаемые узкой нижней юбкой, превратились в череду быстрых прыжков.
К учительнице медленно возвращалось дыхание. Она чувствовала себя так, будто только что рядом с ней пролетела страшная угроза, чудом не причинив вреда.
И тут вышивка в руках преподавательницы распалась на клочки.
— Вы видели ее руки? — пробормотала маленькая девочка. — Вы видели?..
Но в это время внизу, в зале, другой голос нарушил правило молчания, воскликнув:
— Леди Джеймс, осторожней на лестнице!
Вскрик привел в действие целый хор предупреждений, из каждой двери за Норф неслись слова:
— Помедленнее!
— Иди, как полагается леди!
— Гляди под ноги!
— Джеймс!
Юная преподавательница подошла к выходу из своего класса как раз вовремя — она увидела учительницу пения, высунувшуюся из своей двери (как раз около лестницы) с воплем:
— Вспомни, что случилось в прошлый… Поздно.
Все видели, как Норф проскакала первые две ступеньки — да уж, ну и манера спускаться для леди, — но все-таки она двигалась слишком быстро. В следующую секунду она накренилась вперед и исчезла с глаз. Резкий крик эхом разнесся по винтовой лестнице, с которой покатилась Джеймс.
Учительницы на верхнем этаже разом выдохнули:
— О нет. Только не снова.
Глава 2
Адирайна, матрона Ардета, сидела у окна в верхних покоях своей семьи и вязала письмо своей прапрапраправнучке — одной из уже очень многих. После того как ей стукнуло сто двадцать, внучки и предлоги «пра» стали стремительно накапливаться.
Как и воспоминания.
Весенний ветерок со Снежных Пиков принес с собой вечер, бывший целую жизнь назад — когда она ребенком перегнулась через вот этот подоконник, глядя на восток поверх зазубренных крыш Женских Залов, туда, где светились комнаты половины Норфов, надеясь хоть мельком увидеть свою новую сестру-подругу.
«Ох, Кинци…»
Как коротка была та весна, которую они провели вместе, и как длинны последующие годы разлуки. Каждая женщина должна служить своему лорду, в какой бы отдаленный Дом и в чью бы постель он ни послал ее. Мужчины-высокорожденные смеялись над символическими одеждами, которыми их женщины, казалось, постоянно обменивались. Адирайна погладила изношенную шаль, наброшенную на плечи. Она появилась у нее в Канун Весны почти век назад, после вынужденного зимнего молчания: подарок Кинци, обет, вязаная запись всех ее зимних дней. Пальцы Адирайны помнили каждую мелочь, хотя многие узелки уже истерлись от времени.
Но, в конце концов, они вновь встретились, после долгих лет вернувшись в эти залы, уже главами своих Домов.
Память летит к другому вечеру, стоящему далеко-далеко от первого, — опять то же окно, и дневная работа исполнена. Семейные дела задержали Кинци в ее покоях, но вскоре Ганс должен вернуться с охоты, и, возможно, она сумеет ускользнуть.
«Мы были снова как дети, — думала Адирайна, — выкрадывающие милые сердцу секунды. Какая же хорошая жизнь была…»
Она попыталась задержаться на этом моменте, последнем из счастливых, но память неумолимо несла дальше: плач в темноте, а потом крики — наемные убийцы, Тени Башти, пробили дорогу в более не охраняемую башню. Вспышка беспомощной ярости Кинци как шаровая молния ударила в сознание и тут же погасла. Мертвы, мертвы, Эрулан, Теларин, Кинци — все женщины Норфа, кроме одной и ее ребенка, которого пришлось скрывать весь остаток ее печальной жизни… — Там, в этих апартаментах, выстроенных для семьи Верховного Лорда за толстыми стенами Готрегора, должно быть, сейчас очень темно — темно, холодно и тихо. «Тропы Призраков» — называют их люди и обходят стороной. По крайней мере, она избавлена от этого гнетущего зрелища: глаза на ее серой бархатной полумаске были всего лишь серебряной вышивкой. Слепой она стала еще в юности.
«Жаль, — подумала Адирайна, — что нельзя еще и оглохнуть».
Позади нее матроны Даниора и Комана, Дианта и Каридия опять ссорились или, скорее (как обычно), последняя старалась затеять перепалку. Как всегда, Каридия защищала интересы Каинрона, основываясь на том, что, поскольку Калдан наиболее могущественный высокорожденный Кенцирата, ему следует дать больше власти хотя бы над этой вновь обретенной Норф, Джеймс. «Дорогая Котти» настояла бы, если б только была тут.
Адирайна улыбнулась. «Дорогая Котти» — это Коттила, матрона Каинрона и прабабушка Калдана, которая однажды назвала его самым тупым двуногим существом Заречья.
— Если уж мы говорим о дорогом Калдане, — сказала она, — кто-нибудь слышал точно, что за хворь приключилась с ним этой зимой? «Не вполне чувствует землю» — это, как вы все наверняка согласитесь, не слишком ясный диагноз.
Ей не нужно было видеть, чтобы почувствовать, как все они взглянули сейчас на Ухо Коттилы, сидящую в углу в тени и плетущую шарф из их разговоров, который она впоследствии всенепременно отправит своей госпоже. Но, будучи Ухом, та, конечно же, ничего не сказала.
— Лорд Каинрон хотя бы спит по ночам, — фыркнула Каридия. — Вряд ли это всегда можно сказать о нашем молодом красавчике Верховном Лорде или о его сестре. В любом случае, — продолжила она, возможно все еще думая о бессоннице, — связь между Домами Норфа и Каинрона уже осуществлена — Торисен же взял во временные жены дочь Калдана.
— Да, дорогая, — промолвила Юлиндра, матрона Эдирра, со своего выложенного подушками кресла у западного окна, в котором она свернулась как кошка, беззаботно ловя последнее тепло дня. — Но на твоем месте я не принимала бы это в расчет. Когда Верховный Лорд останавливался здесь прошлой осенью по пути к Водопадам, он даже слова ей не сказал, не говоря уж о том, чтобы посетить «супругу». И что-то он не слишком беспокоится, отсутствуя всю зиму. Сдается мне, Торисен начал выскальзывать из сетей нашей милой Калистины.
— Ерунда! — буркнула Каридия.
— И вовремя, — оживилась Дианта. — Я всегда была высокого мнения об инстинкте выживания этого молодого человека.
С этими словами она, взметнув юбками, пошла по комнате, а Каридия потрусила следом, продолжая ожесточенно спорить — насколько позволяла нарастающая отдышка.
«Дорогая Каридия, — подумала Адирайна. — К собственному несчастью, слишком уж она любит тявкать на других».
Эта ссора была бы забавной, если бы ставка не была так высока. С тех пор как тридцать тысяч лет назад Трехликий Бог создал Кенцират, Верховным Лордом всегда был Норф. Все думали, что Торисен последний в роду, и в душе почти радовались этому — после бедствия, которое вызвал его отец, Серый Лорд Ганс; но тут вдруг из ниоткуда появляется эта девочка, его сестра. Теперь, похоже, неизбежно, что либо ее сын, либо его станет следующим Верховным Лордом, первым, в чьих жилах побежит кровь какого-то другого Дома. До сих пор Торисен проявлял безукоризненный инстинкт, за который его так уважала Дианта, отказываясь дать кому-то законного наследника Норфов. Не похоже, чтобы лорды позволили ему хитрить с сестрой. Если амбициозный лорд Каинрон закрепит за собой первый контракт девочки и добьется пункта о ребенке, молодому Черному Лорду Торисену вряд ли позволят стать старше. Мертвый Торисен сулит больше выгоды, если его сестра окажется под крышей Каинрона, и Адирайна знала это отлично, но не уделяла большого внимания и не судила: Женский Мир покорен и терпелив.
