— Твой выбор, б-брат.
Фигура напротив застыла, окаменев. Он не знал, он даже не предполагал, но Джейм чувствовала, как в него проникает уверенность — как это произошло с ней в храме Тай-Тестигона. Секунду они смотрели друг на друга. Потом тень откинула голову и беззвучно рассмеялась.
Каштаны вскинули руки — «аахххх!» — порыв ветра нырнул в яму, растормошил пламя, взметнул сухие листья. Обрывки доспехов Отравы взвились в воздух. Стволы каштанов хлестнули случайные искры. Джейм все еще была в силках Сгоревшего Человека, он тянул, горячие языки лизали рукав, пробираясь все выше. Отрава продолжал хохотать, даже когда ветер начал рассеивать его, как воспоминание об осени.
— Выбирай, черт возьми!
Смех прекратился. Вновь став бесстрастным, Отрава взглянул на девушку и наклонился. Его лицо таяло в отблесках костра, но она могла читать по губам: «Что же, мой выбор: никакой цены крови, сестра…».
От его прикосновения обугленное существо, сжимающее руку Джейм, рассыпалось в золу, а нетерпеливый огонь проглотил последние остатки лиственных доспехов. Внезапно освобожденная, Джейм уловила лишь слабую вспышку, контур поднимающегося из пламени человека, и повалилась на спину.
«Ссссааа…» — прошептал ветер и стих, дыхнув напоследок пеплом сгоревшей листвы.
По ту сторону костра никого больше не было.
«Милосердные Трое! — подумала Джейм, ошеломленно садясь и растирая онемевшую руку. — Неужели я все-таки опять уснула?»
Но запястье все еще болело. А на черной коже перчатки остались обугленные отпечатки пяти пальцев.
Глава 6
Жур прискакал в лагерь почти перед самым рассветом, но пах он всего лишь кошачьей мятой и в качестве акта примирения притащил подарок — мертвую мышку-полевку.
День начался, хотя никто не видел восхода. Тучи царапались боками о горы, протискиваясь между пиками, подгоняемые сильным северным ветром. Под затянутым, серым небом летели к югу белые птицы, а по горным лугам вслед за ними неслись олени, то скрываясь за облаками, то появляясь из них. Глядишь, а день уже незаметно пошел на убыль, и в лощине заклубился светящийся туман, низко стелящийся над землей.
— Он какой-то потусторонний, — нервно сказал Киндри. — Не хочется дотрагиваться до него.
Гряда тумана проплыла мимо, и куст, на котором секунду назад хрипло ссорились голубые сойки, опустел.
— Ух ты, да уж, — отреагировала Джейм.
Она была счастлива, что лекарь наконец-то опять стал обращать на что-то внимание, потому что его сомнамбулическая походка тревожила и бесила девушку. Плач Серода опять преследовал ее всю ночь, жалкий, будто рыдал потерявшийся ребенок. Время бежало неумолимо. Поэтому когда Киндри снова стал спотыкаться, превращаясь в лунатика, она безжалостно стала колоть его вопросами:
— Ты сказал Верховному Лорду, что твоя бабка была Норф. Как ее звали?
— Думаю, Теларин, — неуверенно ответил он.
— Думаешь? — переспросила девушка, мысленно ругнувшись: имя ничего не значило для нее.
Киндри вспыхнул:
— Так однажды сказала леди Ранет, не зная, что я слышу ее.
Гм, это имя заставило брови Джейм приподняться под маской. Ранет — матрона Рандира, Калистина ей внучатая племянница; ее называют также Ведьмой Глуши. Высокая компания для скромного служки.
— Она упоминала кого-нибудь еще? Мама, папа, домашний кот?
— Нет! Подразумевается, что у тебя нет никаких родственников, когда ты у-у…
— Ублюдок? Незаконнорожденный?
Киндри развернулся и поспешно захромал прочь, кончики его ушей горели алым пламенем среди белых прядей волос.
Джейм хмыкнула, идя за ним. Второй случай рождения вне закона, о котором она слышит за последние четыре дня, — и это среди людей, которые редко нарушают традиции. Вот будет смешно, если именно он тот незадачливый ребенок Тьери, Норф-бастард. Но нет: одна бабушка по материнской линии еще не делает тебе имени. К счастью. Иметь кузена-жреца она хочет даже меньше, чем сводного братца-полудемона.
И все-таки интересно, кто же мать Тьери.
Уф. Тори был прав: лучше ничего не знать. Сменим тему.
И к собственному удивлению, она услышала, как спрашивает:
— Что ты можешь сказать мне о Гласе Божьем?
Шанир повернулся и уставился на нее:
— Почему ты заговорила об этом?
Действительно, почему? Потому что как-то раз, уже после того как Иштар передал ей приговор Голоса в Тай-Тестигоне, она услышала нечто подобное. Недавно. На днях. Но что и где?
— Не волнуйся, все в порядке, — сказала она, уклоняясь от его вопроса, — например, я знаю, что могу сказать: допустим, это действительно Глас Божий, многие считают, что он говорит через кого угодно и когда угодно, часто его слова загадочны, но он никогда не лжет. Что еще, жрец?
— Я не жрец!
— Означает ли это, что ты вовсе ничего не знаешь?
— Могу поспорить, что уж побольше твоего! — бросил Киндри.
А ведь это действительно может быть правдой. Запертый в садике своей души, у дверей он мог подслушать не только Ранет, но и жрецов, обсуждающих секреты, даже не догадывающихся, что он улавливает хоть слово, а тем более понимает. Внезапно он почувствовал, что не может вынести, что эта ненавистная Норф будет считать его глупцом, как вся Община.
— Конечно, — сказал он, стараясь, чтобы фраза звучала надменно, — у нас всегда был непрямой контакт с нашим богом через шаниров. Оракулы, предсказатели, берсерки…
— Лекари?
— Мм, да, полагаю. Но первый случай, когда заговорил Глас Божий, был в этом мире, сразу после Падения. Аррин-кен провозгласил Верховным Лордом Глендара вместо его брата Геридона Мастера Норфа. Жрецы не соглашались. Они утверждали, что в случившемся бедствии виноваты все лорды, забывшие о своих обязанностях, и что в Ратиллене мы должны все начать с нуля — под руководством священнослужителей.
— Да упасут нас предки!
— Может, это было бы не так уж и плохо. Каковыми бы ни были наши жрецы сейчас, в других пороговых мирах они использовали энергию храмов, помогая шанирам беречь людей. Они были избранными.
— Ха!
— Попытайся понять. — Киндри услышал свой умоляющий голос, словно оправдание своих мучителей превращало каким-то образом то, что они сделали с ним, во вполне сносную вещь. — Когда-то было почетно иметь сан жреца. Существование их было необходимо, они служили жизни, без них нас бы уже давным-давно уничтожили. Затем случилось Падение и бегство в этот мир; лорды возложили вину на всех шаниров, церковных и светских, потому что в жилах Геридона и Плетущей Мечты текла старая кровь. Но хуже того — раньше каждый раз, когда мы отступали, то находили ждущие нас в следующем пороговом мире кенцирские храмы. На этот раз по каким-то причинам их возведение не было полностью завершено. Так что жрецы не только оказались под ударом Высшего Совета, который всегда требовал, чтобы они держались вне политики, но и отрезанными от части силы своего бога. Как им было защитить себя?
