— Ты хочешь сказать, что не можешь никого вылечить? Но ты помог тому кадету на лестнице!
— Немного. Насколько осмелился. Разве ты не видишь? Я не в состоянии погрузиться в свою душу, где я черпал силы, не могу уединиться там, чтобы исцелить самого себя.
— Милостивые Трое, — тупо проговорила Джейм.
Но в Рандире он же рассказывал ей, как матрона Рандира передала это знание Иштару. И должна была представить, как жрец использовал его. Вместо этого она притащила лекаря сюда, полагая, что с ним все в порядке. Опасная небрежность. И он без возражений пошел, зная, что разрушен. В таком случае кто кому доверял? Если так, должна ли она помочь ему, как он просит? Осмелится ли она?
— Я не могу, — беспомощно сказала девушка. — Последний человек, с кем тебе следует общаться сейчас, — это тот, кто только что толкнул тебя через всю комнату, повинуясь рефлексу абсолютной злости. В следующий раз ты наверняка пробьешь стену насквозь. Просто сделай, что сумеешь, и как можно скорее. Вот выглянет сейчас милорд в окно и обнаружит, что теряет игрушку… — Нам повезло, что он не видел, как упал тот мальчик, — вполголоса добавила она Шип, когда Киндри мрачно склонился над своим пациентом.
— Он, наверное, ожидал этого.
— Угу. Доверить Калдану экспериментировать с Парадоксом Чести все равно что довериться топору мясника. Он всех кандидатов проводит через такие суровые испытания?
— Только лучших, чтобы доказать их верность ему, как он говорит. И увидеть, насколько крепки их желудки. «Тот мальчик» провалился. Иногда расчеты не имеют ничего общего с живыми результатами.
Джейм с любопытством поглядела на кадета:
— А если бы он отдал такой приказ тебе, ты бы повиновалась?
Зеленые глаза смотрели твердо, малахитовые искры в железном дереве.
— Это, — ответила кендар, — было не моим испытанием.
За их спинами кто-то удивленно вскрикнул. Они повернулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как через апартаменты проскакал высокорожденный Каинрона, неся в зубах расшитую жемчужинами тапку, его, несомненно, послали принести его — «апорт!».
— Ваш, — бросила десятник пятерке и бросилась вдогонку со скоростью, которую трудно представить у кого-то столь громоздкого.
— Хорошо, — сказал Вант с высокомерным удовлетворением. — Быстро, кендары. Идем.
— Куда? — спросила Джейм.
Остальные кадеты запнулись, очевидно чувствуя, что это хороший вопрос.
— Э-э, — Вант не смотрел на нее. — Кто-нибудь, заверните южанина во что-нибудь.
— Кто? — драчливо выступила Рута. — Во что?
— Во что угодно, бес побери! Вот. — Он сорвал шелковую штору и сунул тряпку ей.
Джейм помогла спеленать своего обеспамятевшего слугу. Выглядел он ужасно: кричали не только свежие раны, но и заплывшие черными синяками глаза, и отсутствующие зубы — следы предшествующих пытке побоев, ребра выпирали, как у умирающей с голоду собаки. Тяжелая выпала ему зима.
— Отец убьет меня! — взвыла Лура.
— Тихо! — прикрикнула на нее Джейм. — Ты наверняка единственная из нас, с кем он этого не сделает.
— Сделает, сделает! Ой, слышите, они на лестнице! Пра, помоги!
С этими словами она подхватила оборки юбки, под которой не было ни следа нижней, и помчалась по длинному балкону.
— За ней! — бросила Джейм остальным.
— Э-э, — Вант явно не находил других слов, — это не слишком-то удачная идея, леди.
Джейм, покачиваясь на пятках, пристально смотрела на него. Он пытается поставить ее на место — как он это видит и наиболее вежливым из известных ему способов. Она вспомнила битву сил воли между Калистиной и ее капитаном, власть высокорожденный против дисциплины солдата.
— Возможно, твой десятник и имеет право отмахнуться от меня, — сказала она, — но не ты. Никогда. Теперь идем.
Не желая смотреть, подчинились ли ей, да и не нуждаясь в этом, Джейм и Жур направились на поиски Шип, которая нашлась на вершине главной лестницы, опередив высокорожденную. А Лура все-таки поспешила: пока никто еще не гнался за ними по пятам. Множество зеркал отражало уже открытый для спешного бегства тайный проход. Кендар взглянула на «леди», потом, нетерпеливо, мимо нее, ожидая, что сзади появятся кадеты.
— Я послала их за Лурой, — сказала Джейм. — Она побежала к Пра — кто бы это ни был, — так что отсюда есть и другой путь, по-видимому.
Не стоит и говорить, что она ошиблась. Мрачная Шип обернулась к ступеням. Доверься высокорожденному — обязательно вляпаешься.
— Тогда, леди, тебе было б лучше пойти с ними.
— Ты пьян! — сказал кто-то у подножия лестницы.
— А я говорю тебе, что видел их!
— Не видел!
— Видел!
— Нет!
— Да!
Теперь говорящие поднимались, не переставая громогласно спорить.
— Иди, — сказала кендар с таким напором, что Джейм отступила на шаг, отдавив лапу Журу.
Трое, эдакая сила, и это в той, которая едва-едва начала учиться чему-то. Джейм буквально переполняло чувство, что сейчас не место и не время пререкаться и влезать в дела кендара. Тори вряд ли так думал когда-нибудь. И никакой другой высокорожденный из тех, кого она когда-либо встречала. Отлично, если она не может заставить, то прибегнет к шантажу.
— Не собираюсь уходить без тебя.
Шип тяжело посмотрела на девушку. Она уже приготовилась к тому, чтобы попасть в руки Калдана и этим задержать погоню, оправдать доверие своего нового лорда, — горький, но простой выбор. Но сейчас при виде сестры лорда ее коснулось предчувствие, что не все в этом мире так прямолинейно. Отступив, она закрыла панель, ведущую к потайной лестнице.
«После тебя» — означал ироничный взмах руки.
Они быстро прошли по покоям Калдана, сзади неслись невнятные пьяные голоса. В конце балкона была винтовая лестница. Они стали взбираться по ней, а навстречу им из открытого колодца летели лепестки.
Глава 6
Кадеты ждали их на вершине Короны. С одной стороны их прикрывали заросли карликовых вишен, увешанных фонариками. С другой — открывался зев шахты. В потоках поднимающихся снизу лихорадочных паров парили лискины, и свет из зала отражался голубым на черной изнанке их крыльев. На балконе продолжался нетрезвый спор, потом звуки затихли.
Джейм вздохнула с облегчением. Обернувшись, она обнаружила у своего локтя встревоженного Киндри.
— Мы не должны быть здесь, — вполголоса, но напряженно сказал он. — Неужели ты не чувствуешь? Это земля женщин.
Он дрожал, — может быть, от холода после духоты нижних комнат, а может, и от воспоминаний о залах, зажатых в холодной руке матроны Глуши.
