— Возможно, шаниры-разрушители не умеют помогать, ничего не сломав, какими бы благими ни были их намерения. Возможно, невинности недостаточно. — Он взглянул вверх на ее недоуменное лицо сквозь белые пряди растрепанных волос. — Если ты так влияешь на слугу, которому нужна, что ты сделаешь с братом, который боится тебя?
— У него нет причины. Я люблю его.
— От этого только хуже.
«Братоубийца», — назвал ее Глас Божий. Отрава? Или Тори?
Джейм вновь посмотрела на неподвижное тело Серода:
— Он умирает?
Не раздумывая, Киндри потянулся к человеку в обмороке — и остановился. Пальцы его сжались в кулак, который он, покачивая, прижал к своей груди, как раненую птичку.
— Проверь сама, — пробормотал он, отводя глаза. — Он — твоя ответственность.
Джейм, подняв брови, секунду глядела на шанира, потом вздохнула. До настоящего времени она плохо справлялась с «работой» быть высокорожденной. Но от одной обязанности она больше не может уклоняться. Девушка опустилась на колени и робко дотронулась до лица Серода.
Голова тут же закружилась, да так, что пришлось зажмуриться. В наступившей под веками тьме Джейм казалось, что она падает, если бы не пальцы, лежащие на лбу южанина. Странное чувство. Она моргнула, отгоняя мрак, и увидела перед собой лицо, получеловеческое-полупесье, — морда дворняжки, собаки из старой песни, в честь которой она назвала несчастного мальчишку. Под ним, сквозь него, она видела холодную каменную плиту очага, на которой лежал пес. Неприкаянный дух, охотящийся за чужим образом души, как назвал его Киндри. Чьим?
На тыльной стороне своей ладони Джейм увидела костяные пластины, они тянулись и выше по руке. На лице чувствовался вес тяжелой маски черепа. Она с трудом подняла голову и поглядела через плечо на просторный зал, вымощенный темным с зелеными прожилками камнем, увешанный мертвыми знаменами. Серебряные глаза Норфов наблюдали за ней сквозь решетку покоробленных нитей, из которых были сотканы; сбившаяся ткань образовала на каждой щеке безобразный шрам.
Зал Мастера за Темным Порогом — ее образ?
— Нет! — закричала Джейм, вскакивая на ноги.
Темнота вернулась, хотя на этот раз глаза оставались широко открытыми.
«Слишком быстрое возвращение, — думала она, шатаясь, стараясь схватиться за что-нибудь и удержать равновесие. — Подожди, пока кровь успокоится, подожди».
Взгляд прояснился. Киндри уставился на нее, разинув рот:
— Что произошло?
— Мне нужен воздух. Пойду прогуляюсь. — У дверей она обернулась: — Ладно же! Я все-таки вернулась за тобой; я взяла на себя ответственность, а теперь ты можешь дежурить сколько угодно у холодного камина, пока твой зад не отмерзнет. Доволен?
Дверь захлопнулась. Барс (успевший выскользнуть как раз вовремя) взвизгнул. Норф ушла, ругаясь на ходу. Дыхание Серода обрело медленный, исцеляющий ритм двара.
— Н-но что произошло? — повторил обескураженный Киндри в безмолвии комнаты.
Глава 2
Выйдя в зал, Джейм повернула налево — в направлении, обратном тому, куда удалилась Шип, — и помчалась.
Все эти годы пытаться избавиться от своего детства в Доме Мастера — побег, потеря памяти, пожар (за спиной остались верхние этажи, охваченные пламенем), а образ грязного места все время хранился тут, в самых недрах души?
Эти обезображенные знамена — и шрам на ее щеке.
Нет, нет, нет.
«Забудь то, чему не можешь помочь», — учил Женский Мир.
Раньше она улыбалась этим словам под маской, которую ее заставили надеть, думая, как это удобно: тому, что ты забыл, не надо смотреть в лицо или пытаться изменить.
Теперь же голос учительницы жужжал в ее голове, словно в той охваченной зимой классной комнате, где маленьких девочек учили, как забывать несущественные грустные мелочи, чтобы позже они могли отринуть от себя куда более неприятные факты жизни.
«Забудь, забудь».
Прошла минута, а может, и десять.
Джейм обнаружила, что смотрит в открывающийся перед ней пролет искривленного лестничного колодца. И о чем только она думает? Все прошлое тут и похоронено не слишком глубоко. Пусть полежит. А вот где она сейчас?
Верхний замок был относительно нов — постройка правильной формы из железного дерева и дуба. Однако ниже его изъеденный пещерами утес давным-давно опустошили и наполнили деревянными лабиринтами, в которых все комнаты казались стоящими на разных уровнях, полы не лежали ровно, и не было двух потолков одинаковой высоты. Помещения соединяли шаткие ступени и залы, взлетающие и падающие; лестницы (иногда скользкие от мха, иногда — от недавнего дождя) ныряли в темные колодцы или резко сворачивали.
Все это Джейм заметила, пока она и ее спутники взбирались к верхнему замку. Теперь она оказалась вновь у входа на внутреннюю территорию. Что ж, почему бы и нет? С наступающим на пятки Журом она отправилась на разведку.
Внизу располагались комнаты и кабинеты, в которых жило большинство ученых Горы Албан. По территории были расставлены столбы, подобные межевым: тут историки и доисторики, там — эпические поэты, а здесь — антропологи и лингвисты.
«Ведутся серьезные исследования, — гласила одна надпись. — Певцам вход воспрещен».
«Голые факты не приносят радости», — утверждала другая.
Значит, древнее соперничество летописцев и певцов все еще теплится, как всегда было со времен Падения, когда немногие уцелевшие свитки так перемешались, что никто не знал, где правда, а где вымысел. Заветная прерогатива певцов, Законная Ложь, оказала плохую услугу их коллегам, потерявшим точку опоры.
Но все здесь носило на себе отпечаток заброшенности — по меньшей мере несколько месяцев сюда никто не входил. Многие летописцы и певцы выступили в поход вместе с Войском прошлой зимой и теперь наслаждаются солнцем Котифира. Остались лишь старики, немощные и те, кому по должности никак нельзя было отлучиться. После промозглой зимы в продуваемой сквозняками трубе училища, неудивительно, что и они возжаждали путешествий, особенно при возможности прихватить с собой сомнительные удобства дома.
Все это звучит невероятно. Неужели они действительно ожидают, что эта тяжеленная груда сорвется с вековечного места, прихватив обитателей? М-да. Нижние окна не только плотно затворены ставнями, но и изнутри стены обиты досками, сквозь которые просачивается свет предвестий. Внешняя скала должна бы заслонять его: Хм, а там ли еще утес? Может, Гора Албан и вправду решила поплавать по туманному морю, как деревянная лодочка, и уже чуть-чуть протекает.
А вот эта лестница воздвигнута совсем недавно, она прорезает хаос этажей с радующей глаз прямотой. Из квадратного колодца поднимается гул, словно грохот подступающего прилива; и тут же — другой звук: быстрые, легкие спускающиеся шаги. В каких-то пятидесяти футах ниже человек в балахоне спешно пересекал лестничную площадку. Это был тот старик, который впустил их на Гору Албан, направляющийся… куда?
