Стараясь не делать резких движений, Ивар медленно потянул руку к себе, пытаясь высвободить ладонь. Не тут то было! Рука Барракуды, тоже будто невзначай, сдавила пальцы Ивара так, что у того перехватило дыхание.
Ивар не сдавался. Молчаливая и совершенно неравная борьба длилась все время короткого разговора:
— Ты не передумал, Кай?
— Нет, — (рука все сильнее сдавливает рвущуюся на волю Иварову ладонь, мальчику кажется, что сейчас затрещат кости), — нет, уговор дороже денег.
— Что ж…
— Мои люди дают мне знак, что условия соблюдены, — (тут Ивар предпринял маневр, расслабил пальцы и тут же потянул снова, но железная хватка не ослабела, Ивар чуть не вскрикнул).
— Ты выполнишь обещанное?
— Ты можешь забирать старшего.
Саня шагнул вперед; Ивар сам не понял, как удалось в этот момент удержаться и не забиться с ревом в руках Барракуды, пытаясь вырваться и повиснуть на отцовой шее… Саня сделал еще шаг, Ивару показалось, что брат его заперт внутри стоп-кадра, застыл, будто муха в янтаре… И люди Поселка застыли вокруг тяжелых контейнеров, и люди Города замерли, подались вперед, и вросли в песок белые машины…
Отец протянул руку, будто собираясь хлопнуть Саню по плечу — и вместо этого вдруг вскинул невесть откуда взявшуюся толстую короткую трубу. Мгновение — и черный раструб уставился Барракуде в грудь; пальцы Барракуды так сдавили Иварову ладонь, что тот не удержался и вскрикнул-таки.
— Прикажи своим людям бросить оружие… — эту фразу Ивар уже где-то не раз слышал. Наверное, в фильме про разбойников.
— Но Онов, — возразил Барракуда чуть удивленно, — мои люди безоружны, как договаривались…
— Прибереги свои байки для женских ушей! Пусть все поднимут руки и отступят назад… — и, обращаясь к сыновьям: — К машине, быстро!
Ивар отгрыз бы собственную руку, удерживающую его в капкане. Рывок… Серое небо перед глазами. Еще рывок — зеленоватая пыль… Секунды растянулись, как жевательная резинка, и голоса звучат басовито, умиротворенно, как на испорченной кассете:
— Я раз-во-ро-чу… те-бе… реб-ра… Ко-валь…
— Ты на-ру-шил… ус-ло-ви-я…
— И-вар…
— И-и-и-вар…
Беззвучно отлетает крышка контейнера. Над краем поднимаются головы в бронированных шлемах; крик. Отброшенная ударом, отлетает рука отца, сжимающая оружие… Толстая труба разражается в небо глухим хлопком… Снова крик; клочковатое, подстреленное небо. Чирикающие звуки выстрелов, белые вспышки; кто-то ревет, срывая голос: «Осторожно, там дети!.. Не стреля-ать!»
Мешанина криков и выстрелов. Чья-то тень между Барракудой и Оновым, кто, откуда, толстая труба снова хлопает, кто-то падает…
— Ивар!! К машине!!
— Не стреля-ать!..
…Все окончилось мгновенно, как и началось, будто оборвался странный, шумный, невнятный рекламный ролик. Наверное, прошло всего секунды три; Ивар лежал ничком, и перед глазами у него медленно осыпались в чей-то след потревоженные серые песчинки.
Кто-то всхлипнул. Кто-то сказал шепотом:
— Сволочи… Что же это… Онов… мерзавец…
Пролагая дорогу среди песчинок и камушков, в маленькую ямку перед глазами Ивара скользнул густой красный ручеек. Завертелся на дне, будто устраиваясь поудобнее.
Он поднял голову.
Ноги, чьи-то ноги, и еще, и еще… За ними, как за редким лесом — неподвижно лежащий на песке человек. Другой человек, присевший рядом… Это Барракуда. Он жив.
Ивар встал. Его тут же крепко взяли за плечи.
К трем белым машинам бегом отступали вооруженные люди; Ивар не сразу увидел отца — тот нес на плечах… Кого-то нес… Не очень большого, не взрослого. Путь его по серому песку отмечен был темной дорожкой…
— Не надо! — крикнул Ивар.
К нему обернулись хмурые лица. Глянули мельком — и вернулись к тому, кто неподвижно лежал на земле.
Рванулись с места белые машины, заспешил им вслед опустевший вездеход…
Неуклюже, будто заведенный, Ивар подошел — и впервые в жизни увидел мертвого человека.
На сером песке без шлема лежала Ванина. Подбородок ее казался покрытым красной лаковой краской.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Один и тот же эпизод повторялся и повторялся на маленьком плоском экране. Временами Ивар уставал и закрывал глаза.
Отец упустил мгновение. Ему надо было стрелять сразу… Если бы он выстрелил в ту же секунду, Барракуда был бы сейчас мертв, Саня — цел, а Ивар — свободен…
«Прикажи своим людям бросить оружие» — «Но Онов, мои люди безоружны, как договаривались»…
Поднимаются бронированные шлемы над краем подложного контейнера. Отец, отец… Ты все предусмотрел… Но надо было стрелять СРАЗУ…
Ивар видел со стороны себя — какой маленький, растерянный, глупый… Ведь и у него был шанс — рвануться к машинам… Упустил. Упустил, сорвал всю операцию, ведь это из-за него откатился десант, в страхе за его жизнь… И у отца снова связаны руки. И он не может отомстить за Саню.
Они метили в Барракуду… Какой-то истеричный капрал сразу же заорал «не стрелять»… Да надо было стрелять, надо! Если бы Саня не кинулся на помощь отцу… Если бы он побежал прочь со всех ног, как было велено… Если бы все делали, как велел отец, то ничего бы не случи…
Крупный план упавшей Ванины. Плохое качество съемки — камера мечется, упираясь то в землю, то в небо… Нет, она просто не должна была кидаться к Барракуде. Не должна была.
Снова все сначала: «Прикажи своим людям бросить оружие» — «Мои люди безоружны, как договаривались»… До чего бездарно снято. До чего бездарно исполнено — метить во врага, а попасть в Саню… Прямо в грудь, и вот он оседает, удивленно глядя на отца… Мельтешит, прыгает изображение. Саня жив. Он жив, он только ранен. Отец спасет его… спасет…
Он очнулся в своей комнате-камере. Часы его остановились — плохая примета. Перед глазами вертелся, будто устраиваясь поудобнее, кровавый ручеек в песчаной выемке. Вертелась на его гребне маленькая белая щепка…
В который раз за прошедшие сутки ему показалось, что он спит и видит плохой сон. Но разве во сне может болеть отдавленная рука?
Он поднес кисть к глазам — красные, опухшие пальцы, следы железной хватки Барракуды… Его люди стреляли или нет? Вранье, что они были безоружны… На может быть…
Саня лежит на операционном столе… Сегодня утром Ивар отвернулся, когда Саня хотел заговорить с ним. Зависть… Смертельная зависть к брату, притворившаяся обидой. Может быть, это Иварова зависть направила выстрел Сане в грудь?
Голоса в коридоре. Отрывистые, злые. Стихли.
Ивар лег и снова поднялся. Оттянул рукав — след от прививки, чуть заметный темный кружок, был еще заметен.
