Она повернула голову — и встретилась глазами с Санчо.
Да, оруженосец совсем ошалел; у него был такой глупый вид, что она не выдержала и рассмеялась.
Взяла в руки копье… Примерилась… Ничего, сойдет. Снести пару-тройку великанов — в самый раз.
Подняла подбородок:
— Алонсо… Я вернусь. Понимаешь… что бы там ни было, но Дон-Кихот… Прощай. До свидания, Алонсо.
* * *
Санчо смотрел, как уходит Альдонса…
Санчо смотрел, как уходит в странствия славный рыцарь Дон-Кихот.
Что это? Трагедия? Фарс?
Алонсо тоже смотрел ей вслед. Смотрел, задержав дыхание.
Дон-Кихот уходит без Санчо Пансы?!
Поудобнее пристроив в кресле своего бедного хозяина, Санчо поспешил к окну. Выглянул как раз в тот момент, чтобы увидеть, как Альдонса поднимается в седло… Поднимается легко, несмотря на тяжесть доспехов…
— Эге! — вырвалось у него. — А ведь такая баба, она… Простите хозяин, но она лихо поскакала! Батюшка у нее не конный объездчик?
Алонсо молчал.
Санчо наспех вытер лоб рукавом:
— Вот, как… Ух…
Метнулся к двери; вернулся обратно. Опустился перед креслом на колени:
— Ну, как вам, сеньор Алонсо? Лучше?
Алонсо кивнул.
— Сеньор Алонсо… я… Бабы, они непоследовательные, как… Нет такой твари в мире, чтобы с ней сравнить. Весенний ветер в сравнении с женщиной — да он педант, он прямо образец последовательности… Флюгер на крыше в сравнении с женщиной — зануда. То она честью готова пожертвовать, чтобы мужа при себе удержать… А вот когда муж остался — он ее, простите, вроде как и недостоин… Нет, вру, чего это я… То виснет якорем, то надувается парусом — вот она, женщина… Куда там той Дульсинее, вы меня простите на слове, господин Алонсо, но ваша сеньора Альдонса любой Дульсинее сто очков форы даст… Говорят, где черт не справится, туда бабу пошлет!
Он поднялся с колен. Поклонился, прижав руку к сердцу:
— Не поминайте лихом, сеньор Алонсо… Все будет… все будет хорошо. Мы скоро…
Подбежал к окну. Распахнул тяжелую раму; навалившись животом на подоконник, закричал навстречу солнцу:
— Госпожа моя! Сеньо-ора! Погодите! Оруженосца забыли-и! Эгей!
Махнул рукой и, подхватив на ходу дорожный мешок, поспешил седлать Серого.
* * *
Боль в позвоночнике притупилась.
Скоро совсем пройдет.
Это нервное.
Он смог подняться. Проковылял к окну…
Далеко-далеко на дороге маячили две удаляющиеся фигурки. Одна повыше, верхом на тощей лошади. Другая поприземистее, верхом на толстогузом осле.
Над их головами маячило, нанизывая на себя невысокое солнце, острие длинного копья.
Он протянул руку.
Ему показалось, что ладонь его растет и растет. Что она зависает над путниками — домиком, защищающим их от дождя и града, и от человеческой подлости…
Путники удалялись, и вот уже две черные точки виднеются на горизонте, а солнце набирает силу, бьет в глаза.
— Когда ты пришла в мой дом, — шепотом сказал Алонсо. — Когда ты не испугалась ни гнева родни, ни насмешек, ни слухов… Когда ты поверила мне, когда ты доверилась мне… Когда мы узнали, что у нас не будет детей, но мы держались друг за друга… Помнишь? Альдонса. Ты знаешь… я выкуплю у ювелира твой кулон, и он будет дожидаться тебя. Альдонса… Пускай любой иллюзии рано или поздно придет конец, а благими пожеланиями вымощена дорога в ад… Но не значит же это, что верить нельзя ни во что на свете, и желать кому-то блага — не стоит и пытаться?! Пусть наш мир невозможно изменить к лучшему… но если мы не попытаемся этого сделать — мы недостойны и этого, несовершенного, мира! А пока Дон-Кихот идет по дороге… есть надежда.
Он прикрыл глаза. Темных точек уже не было видно, только дорога, уводящая за горизонт, бесконечная пустая дорога…
Взошло солнце — и село солнце. И опять взошло; тени укоротились и выросли снова, и пожелтела трава, и зазеленела снова, и опять пожухла под дождем…
— Люди, — сказал Алонсо шепотом. — Если вы когда-нибудь встретите Дон-Кихота…
ЗАНАВЕС
ГОРЕЛАЯ БАШНЯ
Повесть
…Никогда не знаешь, где тебя подстережет неприятность.
Скатываясь с моста, фургон угодил колесом в выбоину, старенький кузов содрогнулся, и Гай ясно услыхал грохот опрокинувшейся клетки. Пришлось чертыхнуться и остановить машину.
Стояло июньское утро, от реки Бухтармы тянуло рыбой, но не противно, как это бывает на общей кухне, а свежо и вкусно, будто на рыбалке, когда вода лежит зеркалом и упругое рыбье тело прыгает в росистой траве. В кустарнике у самой дороги сидела и рассуждала незнакомая зеленоватая птаха, и монолог ее настраивал на миролюбивый лад; Гай прищурился на невысокое солнце и с удовольствием подумал о длинном и спокойном дне, который принадлежит ему от этого вот утра и до самой ночи, весь день — неспешная дорога, потому как торопиться некуда…
Никогда не знаешь, где тебя подстережет неприятность.
Скатываясь с моста, фургон угодил колесом в выбоину, старенький кузов содрогнулся, и Гай ясно услыхал грохот опрокинувшейся клетки. Пришлось чертыхнуться и остановить машину.
Стояло июньское утро, от реки тянуло рыбой, но не противно, как это бывает на общей кухне, а свежо и вкусно, будто на рыбалке, когда вода лежит зеркалом и упругое рыбье тело прыгает в росистой траве. В кустарнике у самой дороги сидела и рассуждала незнакомая зеленоватая птаха, и монолог ее настраивал на миролюбивый лад; Гай прищурился на невысокое солнце и с удовольствием подумал о длинном и спокойном дне, который принадлежит ему от этого вот утра и до самой ночи, весь день — неспешная дорога, потому как торопиться некуда…
Гай не знал, что упавшая в кузове клетка от удара потеряла крышку, и черная с блеском нутрия, обозначенная в накладной числом со многими нолями, оказалась таким образом на полпути к свободе. Гай не знал этого и беспечно распахнул железные дверцы кузова; ценный зверь вывалился ему под ноги и, отбежав на несколько шагов, замер между своим испуганным тюремщиком и берегом неширокой реки.
Нутрия ошалела от тряски и грохота и потому, оказавшись на воле, не сразу сориентировалась. К несчастью, Гай сориентировался еще позже.
— Крыса, — сказал он с фальшивой нежностью, делая шаг по направлению к беглянке. — Хорошая моя крыска…
В следующий момент он кинулся — неистово, словно желая заслужить лавры всех вратарей мира; он норовил ухватить за черный голый хвост, но поймал только воздух и немного травы. Нутрия, не будь дурна, метнулась к берегу и без брызг ушла в воду; некоторое время Гай видел ее голову, а потом и голова скрылась под мостом.
