А азарте боя он оторвался от товарищей, таранным ударом глубоко вломился в плотный стой султанцев, разя мечом, топча конем. Острый крюк зацепил его за латы. Янычар дернул и стащил рыцаря на землю. Мигель не успел встать, острие рогатины ударило его в живот, ломая платину доспеха. Вместо крика из его рта хлестнула кровь. Друг Гийома и деверь Луиса пал, защищая свою родину, погиб, чтобы жили другие. Он не мог поступить иначе.
Сражение и погоня длились до вечера. Трава исчезла под грудами тел. Войска Дракона больше не существовало. Редкие сотни алькасаров, ушедших от погони, бежали на юг, загоняя белых от пены коней.
Тяжело далась камоэнсцам эта победа — десять тысяч только убитых. Ранены были почти все. До глубокой ночи бродили по полю воины — вытаскивали своих, добивали чужих.
Медленно возвращались в лагерь гвардейцы, на большинстве из них уже не было плащей, как щитов и шлемов. Агриппа д'Обинье, ехавший впереди маленького отряда, не на миг не закрывал тяжелые веки, не вкладывал зазубренный меч в ножны — слишком часто попадались живые алькасары, способные ранить всадника или коня.
Одно из тел — где-то здесь в самом начале сошлись две армии — внезапно зашевелилось. Из-под него выбрался раненный человек в залитом кровью халате.
— Ты? — маршал узнал эти серые глаза, их обладатель убил его брата. Он поднял меч.
Гийом не двинулся, все так же прижимая к себе искалеченную руку здоровой. Агриппа — герой и победитель — мог безнаказанно убить его: за халат, за грязное лицо.
Маршал вогнал меч в ножны, слез с коня.
— Держись. Взбирайся. Живой?
— Как видишь, — Гийом был слаб, Агриппа буквально поднял его на коня и посадил в седло. Оруженосец привел ему сменную лошадь.
— Пойдем домой, друг, — неожиданно тепло сказал маршал и повел коня мага за повод.
На поле боя простояли еще два дня, потом войско медленно потянулось на север, везя с собой сотни возов с раненными. Около семи тысяч всадников отрядили на юг, добивать ушедших алькасаров.
Гонцы сообщали, что разгром султанского войска и гибель дракона оказывали на алькасаров разрушительный эффект — их прочие войска и отряды, снимали осады, останавливали грабежи, спешно отходили домой, на юг. Королевские войска, действовавшие западней и восточней реки Тариды, так же одержали ряд побед. Хребет султанцев и их воля были сломлены.
Всеобщую радость и эйфорию, царившую в воске, портил дележ победы, у которой, как известно, множество отцов. Первым прославился Рамон Мачадо, достойно проявивший себя в последней атаке против янычар, он приписал себя общее руководство армией и спасение королевы. Вестники победы, отправленные им, рассказывали об этом в каждом городке, в каждом селе.
Так у Камоэнса появлялся новый герой — Первый Министр Мачадо. Первый из маршалов — Агриппа не тратил силы на бесполезные ссоры, ему не нужна была эта слава, войско знало правду. Предсказание Гийома сбылось, он стер в порошок войско султана, но плата за это оказалась высока. Маршал заболел, лицо стало бледным, как у мага, от нервного истощения выпадали волосы, его часто беспокоило сердце. Он ехал в одной карете и отдыхал в одной палатке с раненным Гийомом, который целыми днями только и делал, что спал.
Его поединок с Кербоном был сравним с борьбой атлета и тяжеленного неподъемного камня. Надрываясь, силач отрывает глыбу от земли, слышит восторг зрителей, бросает ее — и чувствует, что надорвался.
— Почему ты не убил меня, Агриппа? — спрашивал маг, гладя культю — он не как не мог привыкнуть к потере.
— Потому что не смог. Ты сумел стать моим боевым товарищем, Гийом. Не хватало еще нам, настоящим камоэнсцам убивать друг друга, на радость алькасарам, остиякам и людям вроде Мачадо. Я не простил тебе брата, но уже не могу считать врагом и ненавидеть.
Они сблизились за дни пути к Куэнке — крупному провинциальному центру, избранному для временного расположения королевы и войска. Два умных и честных человека впервые за несколько лет смогли поговорить по душам, не опасаясь обмана и ловушек и не строя их.
— Я опасаюсь за будущее, Гийом, — доверялся чародею Агриппа, — Мы спасли Камоэнс, дали ему вторую жизнь, но вот какой она будет? Ангела не Хорхе. Мачадо опасен честолюбием и властностью, он умело использует людей и чужие успехи. Вдобавок ко всему, гранды скоро начнут пользоваться всеми полученными от королевы вольностями — это приведет к крестьянским бунтам.
Гийом кивал, предпочитая молчать. Наблюдательный, он улавливал странные особенности новой жизни. Раненные гранды — графы и бароны — умирали в госпиталях чаще, чем обыкновенные воины. Будто «голубая» кровь их была менее жизненно способна, чем кровь простых смертных. Или же им просто помогали, увеличивая число жертв среди знати, сильно потрепанной гражданской войной и алькасарским нашествием. Одним из грандов, не переживших госпиталя, был неудачливый полководец граф Торе — «победитель Агриппы».
Маг молчал о своих умозаключениях, они могли быть опасны для него, Агриппы и нового хрупкого мира вообще. По дороге в Куэнке алькасары ночью не раз нападали на войско. Жертвами одного из таких набегов стали сразу два графа-полководца: Миранда и Эррелья. Маг был на месте их гибели, видел тела. Ему не понравилось то, что среди ран, нанесенных жертвам этого набега, наряду с сабельными попадались и следы ударов секирами с узкими лезвиями. Подобными использовали паасины, нанятые Мачадо. И это наблюдение, никем больше не замеченное, маг хранил в себе.
Ангела — королева-воительница, мать солдат и народа — была к нему благосклонна. В редкие минуты свиданий, они теперь были личными, она была нежна и ласкова.
— Ги, мой благородный защитник, — шептала она, гладя его худое тело, целуя раненую руку, — Ты опять спас меня. Ты мой ангел-хранитель.
Ангела стала настоящей владычицей — лицо приобрело суровое величие, вызывающее невольное уважение. Красивый лоб часто портили морщины — она не на миг не забывала о делах государства. Только с Гийомом девушка становилась прежней, расслаблялась на время, забывала о проблемах, шутила и стоила их общие планы на будущее.
— Ты будешь жить во дворце, в соседних покоях, для приличия, но ночевать мы будем вместе, — Ангела игриво кусала его за губу, — Я хочу видеть тебя и любить каждый день. И никто не сможет помешать осуществлению моих — королевских желаний. Мы будем вместе, как мечтали когда-то. Ты будешь моим любимым фаворитом.
Гийом и здесь предпочитал молчать, иногда улыбаясь. Он колебался. Он никогда не мечтал быть чьим-то фаворитом. Даже Ангелы.
Внимание королевы отчасти компенсировало украденную победу. Уже не он — Гийом — боевой маг, сразил Дракона. Рамону Мачадо, грандам и официальной церкви была не выгодна такая версия. В нашествии алькасаров епископы усматривали руку дьявола — вечного врага Господа, созданного им самим для испытания людей. То, что Дракона — крылатого демона — сразил безбожный колдун, убивший перед этим сотню пленных, им совершенно не нравилось.
