— Пожалуйста…, - прошептала она.
Гийом чуть наклонился и поцеловал ее в большой красивый лоб.
— Прощай, Ангела. Прощай, моя королева.
Она отстранилась и влепила ему пощечину.
— Вон!
Маг молча развернулся и вышел. Королева напрасно ждала, что он обернется.
* * *
Рамон Мачадо почти сразу же узнал о ссоре мага и королевы. То, что Гийом не остался в ее спальне, могло означать лишь ссору. Одна из служанок Ангелы шпионила на него, министр знал, что и среди его свиты есть люди королевы, одни — законные, явные осведомители, другие тайные. Чертова девчонка, быстро проявила себя настоящим правителем: завела друзей и союзников среди чиновников и военных, приручила остатки старой гвардии. Она не желала быть послушной марионеткой. Судьба графов, поддержавших ее и посягнувших на большую власть, чем им давалось, была тому явным подтверждением. Не говоря уже о показательной казни его клевретов.
Прелестные зубки Ангелы обернулись острейшими клыками.
Бессилие, испытанное Рамоном в день казни его людей, заронило в его сердце страх. Страх в котором он сам еще не мог себе признаться. Ангела сумела напугать его. Конечно, он еще силен, за ним все сиятельное сообщество грандов и их дружины. Но жизнь его теперь завист от каприза коронованной девчонки, хитрой и ядовитой как змея.
Гийом — от него ведь нет спасения.
Рамон Мачадо больше не мечтал о титуле короля, бороться следовало за уже имеющуюся должность.
Он понимал, что отныне жизнь его колеблется на волоске, он останется первым министром, пока будет незаменим. Единственный соперник — Гийом, оступился, даровав ему шанс.
Рамон выждал время, обдумал предстоящий разговор и с утра поспешил к Ангеле.
— Моя королева, я знаю о нанесенной вам обиде, заявил он прямо, — Позвольте мне отомстить за вас.
— Пошел прочь! — не дрогнув лицом, ответила Ангела. Круги под глазами были тщательно замазаны пудрой.
— Моя королева, мне известно о его контактах с далатскими и остийскими торговыми компаниями, мага нельзя выпускать из Камоэнса.
— Да? — она картинно подняла бровь, — Тогда не выпускайте. Мне все равно.
— Но он будет сопротивляться. Разрешите применить силу.
— Сколько шума из-за одного человека, оставьте этот разговор. Он мне не интересен. Гийом может катиться куда угодно. Мне все равно.
— Ангела, — попросил Мачадо, — Тогда, пожалуйста, снимите с него ваше монаршее покровительство. Он больше не достоин такой чести, как изменник и оскорбитель вашего величества.
Королева ответила не сразу. Задумалась. Долго сидела молча, смотря в окно. Наконец, вспомнив о чем-то неприятном, закусила губу и коротко бросила:
— Снимаю. Он решил уйти — пусть уходит, как обычный иностранец.
Рамон подавил улыбку.
— Министр, я решила, что покину Куэнку не через три дня, а сегодня же. Мне надоел этот город. Оставайтесь здесь и руководите югом. Я же наведу порядок в Мендоре.
Мачадо поклонился, это решение Ангелы таило как плюсы, так и минусы. Напоминало ссылку, но открывало большие возможности.
* * *
После обеда Луис де Кордова в новом нарядном, совсем не военном камзоле, принес Гийому письмо от Кармен. Маг в теплом халате на голое тело лениво валялся в постели и читал растрепанный томик сказок. Появление поэта обрадовало его, а вот содержимое письма, наоборот, разочаровало. Строчки прыгали, видно, их писали в спешке, роняя капли чернил на бумагу.
«Гийом. Мне жаль, что вы расстались с Ангелой. Жаль, что предсказания мои сбылись. Но раз вы пошли на разрыв, то не останавливайтесь. Нет ничего опасней смертельно обиженной женщины. Ангела сегодня отказалась от вас. Вы в большой опасности… Мы сейчас выезжаем в Мендору, Мачадо остается наместником Юга. Берегите себя. Целую на прощание. Кармен».
— Они уже выехали, слуга слишком поздно нашел меня в гостях у мэра, — добавил Луис, — Извините. Я прочитал его, оно было не подписано и открыто.
— Извиняю, здесь нет личных секретов. Тебе можно, ты — мой единственный друг, — пожал плечами маг.
— Не единственный, ты забыл Кармен, — поправил его поэт, — С Мачадо шутить нельзя. Он уже показал свой нрав. Мария де Тавора вчера попросила Ангелу освободить ее от положения фрейлины. Королева уехала — и Рамон тут же отомстил бывшей любовницы. Она заключена в темницу, обвинена в шпионаже в пользу алькасаров.
— Как мне не хватает Хорхе, — негромко сказал Гийом, — При нем такой позор был невозможен. А сейчас… Раз стерпели остиякских «шпионов», то примут и алькасарских, — он громко сплюнул в платок.
— Повод нелеп, но судьи не решатся пойти против первого министра. Время военное — Марию казнят. Тебе тоже грозит плаха.
— За меня не беспокойся, — Гийом отмахнулся здоровой рукой.
— Не храбрись. Я успел тебя хорошо узнать. Ты сейчас не боец. Отставь душевное уныние! — скомандовал Луис
Маг от удивления дернулся.
— Так то лучше. Вот деньги, — поэт бросил на кровать увесистый мешочек, — Тысяча флоренов — все, что смог собрать-занять. Я лично сопровожу тебя до Тронто, там ты будешь в безопасности.
— Хорошо, — чародей неожиданно легко подчинился. Оделся с помощью Луиса: легкие штаны свободного покроя, шелковая рубашка, поверх нее удивительный Гонсало, который, выдержав дыхание дракона, очистился и вновь заиграл золотом.
— Иди к себе, Луис. Я знаю, где ты остановился — встретимся там. Мне же еще нужно уладить одно дело.
Тюремные камеры Куэнки узникам мендорского Высокого Замка показались бы раем. Местные вельможи часто сводили счеты при помощи силы. Суды относились к этому с пониманием, но закон есть закон, весьма часто победитель сиживал по году, а то и по два в тюрьме. Им разрешалось брать с собой слуг и шутов, дозволялись частые свидания.
Благородные дворяне не терпели аскетизма, устилали полы камер-квартир коврами, увешивали стены картинами, завозили мебель. Забирать имущество из тюрьмы считалось дурным тоном. Постепенно квартиры эти превращались во дворцы, вороватые чиновники и охранники боролись с этим как могли, справедливо распределяя между собой брошенную мебель и предметы обихода.
Сержант стражи с сонными глазами открыл Гийому дверь, поскрипев большим ключом, после чего прильнул к стене, сполз вниз и захрапел, как и его товарищи.
Узница — Мария де Тавора — не ожидала появления мага. Отложив в сторону бисер, она промолвила:
— Раньше я не замечала за тобой злорадства, Гийом. Но люди меняются, — голос ее был низким, грудным.
— Я пришел не для этого.
— А для чего же? Я должна буду оговорить кого-то, чтобы заслужить прощение, или ты предложишь другое? — серое грубое платье нисколько не умоляло ауру гордости, величия и достоинства исходившую от Марии.
