Два таких амулета было у Гийома. Один носил он, другой Хорхе. В Камоэнсе король отпускал магу душегубов, приговоренных к смертной казни. Здесь в Турубанге их место заняли хищные орехоны.
Гийом ненавидел свое изобретение, его грязь и подлость, но отказаться не мог — оно не раз спасало ему жизнь.
Тридцать раз топор крушил головы ушастых. Изделию остиякской мануфактуры было все равно, кого убивать. Турубары, бросившие свою жестокую работу, шептались в стороне.
* * *
На следующие утро войско турубаров чествовало союзников-конкистадоров.
— Каждый из вас — наши друзья из-за моря — получит золота на пять тысяч камоэнских золотых. Калеки еще по две. Отдельно поощрю героев, отличившихся в схватке, — объявил Пабло де Гальба.
Его речь была встреченная радостными криками. Халач-виник Турубанга, дравшийся как обычный боец, не спавший ночью, держался бодро, ничем не выказывая усталости.
Гийом стоял чуть в стороне, он не любил многолюдство, пусть даже и по торжественному случаю. Луис де Кордова в ответ подарил Пабло своего коня, взятого у генерал-губернатора. Гальба-младший не смог сдержать слез радости, когда впервые за десять лет сел в седло.
Марк де Мена, которого турубара уважали за доблесть и воинское умение, но сторонились, впервые за много лет радостно улыбался. Он победил, и никто не пытался отобрать у него победу, наоборот, даже хвалили. На это время он забыл все обиды, даже когда обращался к Гийому, лицо его светилось от счастья.
Маг надеялся, что про него забыли, но не тут то было. Десяток турубаров всех сословий: и жрецов, и ягуаров, и простых крестьян-ополченцев, подошли к нему и упали на одно колено. Старший — тот самый старик с печеным лицом, что поил его перед боем, — одел Гийому на голову простой зеленый венок с желтенькими цветками.
Чародей приложил руки к вискам, внимая старику.
— Этот венок сплели наши девушки, чьих женихов, отцов и братьев ты спас, белый жрец бога войны. Наш народ благодарит тебя. Этот венок сгниет и распадется, но память о твоем поступке никогда не покинет наши сердца. Ты наш друг. Небо, которое все знает, — жрец воздел вверх руки, — Наше Небо будет радо видеть тебя, когда ты вернешься.
— Благодарю, — растроганный маг поклонился в пояс, — Встаньте, прошу. Откуда ты знаешь, что я уезжаю?
— Знаю, — жрец улыбнулся. Тебя зовет домой сердце, — он прикоснулся рукой к его груди, — А с ним шутить нельзя. Ты уедешь скоро. И наш вождь тоже. Ведь и у него есть сердце.
* * *
Из всех офицеров конкистадоров Пабло де Гальба подружился только с Марком де Мена. Поэт и романтик Луис был для него недостаточно серьезен. Маг Гийом — загадочный, закрытый, осторожный, холодно вежливый, — сам сторонился его врага. Пабло не знал, как ему держаться с врагом своего отца, это раздражало его и настраивало против чародея.
Марк де Мена — другое дело. Настоящий идальго с правильными понятиями о чести и положении вещей. Среди корабелов, выброшенных на берег вместе с графом Гальбой-младшим, не было дворян. Без привычного общества он чувствовал себя одиноко. Корабелов сплотил новый мир, они стали почти братьями, но разница чувствовалась во взглядах на жизнь, на людей, и в воспитании.
Марк — родственная душа — много рассказывал об отце. О герое Камоэнса, который несет на себе значительную часть государственных дел. О том, что он забыл все былые ссоры и обиды, и каждый день молит Господа о возвращении сына. Клеврет и протеже Гальбы-старшего стал другом Пабло.
— Возвращайтесь с нами, — настаивал Марк, — Там ваш дом, граф Пабло де Гальба! Двор Хорхе — вот единственное место достойное вас.
— Я халач-виник Турубанга. Я дал клятву на верность.
— Сеньор, вы — гранд Камоэнса. Что для вас эти клятвы? В конце концов, вы всегда сможете вернуться сюда, если захотите.
— Кто я дома? Пришелец с того света? Чужой. Дикарь, — сомневался Пабло, хотя сердце настойчиво твердило ему ответ.
— Герой — властитель огромных земель. Сын своего отца. Брат короля. Вам этого мало? Все красавицы двора будут вешаться вам на шею, падать в обморок, так чтобы вы их подхватили, — светлые глаза Марка глядели страшно и притягательно, в них был огонь, — Знаете какие сейчас при дворе сеньориты? Стервы и шлюхи, правда, но увидев их однажды, во век не забудете, — зло добавил он.
— Если я поеду, то потеряю титул, — последний аргумент отпрыска властолюбивой семьи, — турубары отпустят, но второй раз вождем не выберут.
— Да забудьте вы об этих дикарях. Они цены лишь из-за своих богатств. Блеск Мендоры затмит в вашей голове это обезьянье царство. Ну а если захотите, Хорхе даст солдат, вернетесь и провозгласите себя королем силой! — продолжал Марк.
Пабло, бывший в мечтах уже в Камоэнсе, не отреагировал на «дикарей» и «обезьян». Жозеф Парадо, будь он на его месте, за такие слова убил бы Марка прямо за обеденным столом.
— Хорошо. Я возвращаюсь домой.
* * *
— Я возвращаюсь домой! — объявил Пабло Гальба, гранд Камоэнса, в Герубе — столице своего государства, — Спасибо, за то, что приютили меня, приняли в свой народ, — он поклонился собранию, — Но я должен вернутся.
Совет Старейшин, собранный в честь победы над орехонами и возвращением исконных земель турубаров, слушал его, не перебивая.
Камоэнсцам, приглашенным на совет, старейшины казались одинаковыми. Избранные турубары были все как один невысокого роста и преклонного возраста, одеты в трехцветные бело-сине-коричневые накидки, символизирующие единство неба, воды и земли.
— Я возвращаюсь домой вместе с нашими новыми друзьями — моими соотечественникам, — повторил Пабло.
На душе его было неспокойно. Халач-виник мог покинуть свой пост только в двух случаях. Первый — смерть, второй — старейшины сочтут его недостойным и отправят на корм священным животным.
Гийом, внимательно разглядывающий Совет, ткнул Луиса локтем.
— Смотрите — вот явственный пример того народовластия и равенства людей, о котором говорится в священных книгах, и о котором мечтают просвещенные мыслители. Крестьяне в деревне выбирают старшего. Выборные от деревень и городов отправляют одного из своего числа в совет провинции. Представители провинций образуют этот Высший Совет, власть его абсолютна, как и доверие к нему.
— Это утопия, — заспорил Луис, — Не может быть все так идеально, не верю.
Они замолчали, заметив движение в зале. Гийом тихо перевел услышанные им речи Луису.
Старейшины недолго посовещались, обсуждая решение. Пабло, стоя на возвышении перед ними, нервно переступал с ноги на ногу. Наконец, один из них поднялся.
— Земля-мать зовет тебя, Пабло, — тихо и мягко, почти ласково сказал он, — Ты должен слушать ее. Мы не в праве мешать. Ступай, но возвращайся, мы будем ждать тебя.
